— Думаю, нам нужно отправиться на прогулку, — сказала потомственная ведьма. — Это поможет вам прийти в себя.
«Я смогу привлечь к себе общественное внимание!», — мелькнуло в голове у мадам Савиной. — «Буду кричать, что меня похитили и силой держат в притоне!».
«Ну-ну», — подумала Ариадна Парисовна. Прочитав мысли Веры Николаевны, она не смогла сдержать улыбки, представив себе, как вытянется лицо у сорокалетней учительницы музыки, когда она своими глазами увидит Париж первой половины XVIII века.
— Моя Франсуаза! — в дверь влетела одутловатая дама, набеленная и нарумяненная, пожалуй, сверх всякой меры, гораздо сильнее всех предыдущих визитеров.
На голове у нее высилась «рушащаяся башня», из поставленных дыбом волос, перьев, кружев и парикмахерской проволоки. В «башне» отчетливо обозначился «центральный разлом», обнаживший каркас, и вся куаферская конструкция угрожающе кренилась вправо. Светло-зеленое платье на огромном кринолине, отделанное серебряной нитью и кружевами, снизу покрылось коркой коричневой грязи, сильно смахивавшей на лошадиный навоз; по всему подолу, лифу и рукавам виднелись разноцветные пятна различного происхождения — от жира, от соуса, от ягод, от помады, от травы, от вина. Изрядно потрепанная кружевная отделка лифа и рукавов больше напоминала грязную бахрому. По комнате, еще не проветрившейся от герцога Шуазеля, моментально распространился душок, будто от тухлого сала, обильно политого отечественной туалетной водой из серии «Цветы России». Когда дама приподняла верхний подол для того, чтобы сделать книксен перед Ариадной Парисовной, та успела заметить, что ее нижняя юбка застирана до дыр.
Вера Николаевна от удивления потеряла дар речи.
— Мама? — прошептала чуть слышно она и перевела стеклянный взгляд на Ариадну Парисовну, Потомственная ведьма приложила указательный палец к губам, давая Вере Николаевне понять, что сейчас той лучше всего помолчать. Последнее, может быть, было даже лишним, поскольку мадам Савина дара речи все равно лишилась.
— Герцог Шуазель только что сообщил мне эту прекрасную новость! Моя дорогая, поздравляю тебя! Поздравляю! — и дама бросилась к постели, где сидела голая мадам Савина. — Дай мне взглянуть на тебя, моя девочка! Дай мне взглянуть на твое прекрасное тело, что послужит возрождению славы нашего рода! О, какое счастье посетило наш дом! Благослови вас Господь, госпожа Гурдан!
И дама поползла к Ариадне Парисовне с явным намерением обнять и поцеловать ее ноги.
— Это лишнее, право же, не стоит! — потомственная ведьма подобрала свои юбки и попятилась назад, пытаясь спастись от бурной благодарности.
— Моя дочь будет жить в Версале! Она займет место самой, — женщина понизила голос до священного шепота, — мадам де Помпадур!
— Что?! — мадам Савина вскочила. — Я не понимаю…
— Тихо, успокойся, у тебя был трудный день, прогулка на свежем воздухе поможет тебе восстановить силы, — госпожа Эйфор-Коровина делала успокаивающие жесты.
Похоже, уверенность Веры Николаевны в том, что ее снимают в «лайв видео» удалось поколебать. — Вы прибыли в карете?
Ариадна Парисовна вопросительно воззрилась на мамашу Пуатье.
— Нет… — та сильно смутилась и неловко поднялась с колен. — Я брала наемный экипаж. Вы же знаете, госпожа Гурдан, что после смерти мужа мы получаем только скудную пенсию. Правда, сейчас, вашими стараниями, появилась надежда, что Франсуаза сможет восстановить благосостояние рода Пуатье. О, госпожа Гурдан! Мы отблагодарим вас! Один Бог знает, как мы благодарны…
— Значит, мы поедем на прогулку в моей карете, — резюмировала Ариадна Парисовна. — Подайте платье мадмуазель графине!
Через пару минут вокруг Веры Сергеевны, которая буквально одеревенела, утратив способность двигаться и говорить, засуетились горничные, парикмахер, парфюмер, еще несколько женщин с ворохами одежды.
Госпожа Эйфор-Коровина спустилась вниз, чтобы отдать распоряжение о карете, но на втором этаже ее внимание привлекла одна открытая дверь, из которой доносились возбужденные голоса.
— Король введет торговые пошлины против английских предметов роскоши, и вы знаете, к чему это приведет! Англия не потерпит ограничения ее торговых интересов, — говорил неизвестный, хриплый мужской голос.
— Я не верю, что она пошла на это! О, Боже, зачем я создал эту женщину! Почему из сотен выбрал именно ее?! — второй голос принадлежал хозяину дворца, герцогу Шуазелю.
— Вы прекрасно знаете, что маркиза заботится только о собственных коммерческих интересах. Ее мануфактуры производят самый дорогой фарфор, самую изысканную мебель и ткани, стоящие баснословных денег. Эти товары доступны немногим, но королевские дворы Европы приобретают их, чтобы угодить мадам де Помпадур, а значит и королю. Франция ничего не выигрывает от этого. Крупное промышленное производство не налаживается, крестьяне голодают, казна скудеет!
— Ах, Тюрго, прекратите! Эти высокие фразы вам совершенно не к лицу! Вашими устами говорят богатые купцы и банкиры, мещанские выскочки, жаждущие власти! Но в одном вы правы — маркиза заходит слишком далеко. Ее нужно остановить, пока король еще не оказался в ее власти целиком, и, кажется, я знаю, как это сделать…
— Неужели вы надеетесь на успех? Конечно, Франсуаза де Пуатье молода и прекрасна, она свежа и девственна, но что с того? Десятки подобных цветков король срывал и бросал на следующее утро, выдав им несколько сот ливров в утешение. Помпадур властвует потому, что даже пороки короля умеет обратить в свою пользу. Она даже строит специальный парк с маленькими домиками для развлечений Его Величества!
— Вы об «Оленьем парке»? — в голосе герцога послышались веселые нотки. — Да, это грандиозная затея. Маркиза собирается свозить туда хорошеньких девственниц со всей Франции, не обращая внимания на их происхождение. Это очень умно, очень, дорогой министр. Каждый раз, когда король пожелает свежих ощущений. Помпадур предложит ему одну из своих девиц, и будет всегда уверена в том, что ни одной из них не занять ее места. Кроме этого, после ночи с Его Величеством и утраты девственности, девушку можно будет продать какой-нибудь сводне. И ни один парижский сутенер, черт подери, не откажется уплатить требуемую сумму! Ха! Похоже, что если маркиза захочет, то научится добывать золото даже из воздуха. — Да, и все, что вы собираетесь противопоставить этой гарпии — пятнадцатилетняя хорошенькая девчушка!
— Эта девчушка будет следовать моим указаниям, кроме того, Его Величество нынче увлечен Просвещением… — тут герцог расхохотался.
— Господи Иисусе! Неужто это вы извлекли зануду Вольтера из неизвестности и представили Его Величеству?
— Мои усилия были минимальны. Ученый внезапно так захотел славы и денег, что был готов буквально на все.
— И теперь он учит короля высокой морали, — голос Тюрго наполнился едким сарказмом, — чтобы тот не набрасывался на несчастных девственниц сразу, а сначала немного с ними поболтал…
— Не будьте ханжой, Тюрго. Разве вас не волнует вид прекрасной пятнадцатилетней нимфы?
Ариадна Парисовна решила не слушать ответ Тюрго, и пошла дальше, кипя от возмущения.
— Подайте через четверть часа мою карету к парадному крыльцу! рявкнула она на лакея.
— Слушаюсь, госпожа Гурдан! — поклонился тот почти до земли, так что его белый парик чуть было не свалился на пол.
Вера Николаевна спускалась по мраморной лестнице «Райского уголка», так назывался дворец герцога Шуазеля, опираясь на руки мамаши Пуатье и горничной.
— Ума не приложу, что с ней такое? Госпожа Гурдан! Посмотрите, у нее будто бы столбняк! — запричитала мамаша, завидев Ариадну Парисовну.
— Не волнуйтесь, это от нервов. Представьте себя на ее месте, успокоила родительницу потомственная ведьма.
Мамаша Пуатье закрыла глаза и представила себя на месте дочери. Спустя секунду по лицу пожилой
