В это время вошла с довольным лицом Прасковья.
— Барыня, где стол-то накрывать, в зале или столовой? — спросила она.
— Да разве есть что-нибудь у нас? — спросила ее Софи.
— Есть: теленка закололи и карасей в пруду наловили. Выбил сельский староста всего-с… И повар тоже пришел-с.
Бакланов, Софи и Варегин невольно усмехнулись.
— И ключи вот от посуды-с наш староста-то, чорт, дал-с, прибавила Прасковья еще с большим удовольствием и пошла хлопотливо накрывать на стол в зале с ободранными обоями.
Через несколько минут все уже сидели при полном освещении четырех свеч в старинных шандалах и при вкусно дымившихся теплых блюдах.
— Скажите, пожалуйста, как народ принял эти мирские учреждения? — спросил Бакланов.
— Да как принять-то? Обыкновенно, как принимал он чиновников. Это ведь подкуп, — прибавил Варегин, показывая на блюда: — вам бы без меня не дали этого: это меня хотят ублажить.
Прасковья, ко всем благам, нашла в буфете еще две бутылки наливки и поставила их перед господами.
Приятели, прекратив печальные разговоры, выпили по нескольку рюмок наливки; Софи тоже с ними выпила и совершенно смело, в сопровождении одной только Прасковьи, отправилась ночевать в комнату Биби.
Бакланов и Варегин легли в гостиной на толстейших и мягчайших пуховиках, которые тот же селький староста «выбил» им от прежнего господского старосты.
13
Бунт
На другой день Софи, как только проснулась, подошла к окну своей комнаты и ахнула от ужаса.
Красный двор был полнехонек мужиками, человек до ста, с мрачными все лицами, без шапок. Между ними ходил, тоже серьезный, Варегин и о чем-то с некоторыми из них переговаривал.
Софи сейчас же бросилась к Бакланову, который еще спал.
— Александр, посмотри, что такое у нас на дворе: народ собрался! — сказала она.
— Что такое? — произнес тот, надел халат и, положи в карман револьвер, вышел.
— Зачем это они? — спросил он Варегина.
Тот подошел и мрачно сел на ступеньку крыльца.
— Дурят! — произнес он после нескольких секунд молчания.
Бакланов смотрел на него с испуганным лицом.
— Что же, совсем не хотят повиноваться?
— Торговаться хотят до конца, — произнес Варегин.
К нему робко подошел довольно доброй наружности мужик.
— Можно, Иван Егорыч, уйти-то? — спросил он.
— Нет, нельзя… сами заварили кашу, так не пеняйте, дьяволы экие, право!
— Да ведь, Иван Егорыч, мир-с, а не я, батюшка.
— Мир?.. Из собак, что ли, мир-то состоит? Из вас же, чертей!
Мужик конфузливо перебирал шапку в руках.
— Как гнилая горячка-то была, — продолжал Варегин: — так умирал с дьяволами, хоть бы тому поверили.
— Это точно что-с, — произнес мужик.
— Так что ж «точно что-с»!.. Стану я вас обманывать!
— Да мы, батюшка, и сумненья в том не имеем.
— Ну коли не имеешь, так пошел и уговаривай!
Мужик пошел, сказал что-то такое двум-трем мужикам, да так тут на месте и остался и не возвращался более.
— Может быть он уговорит, — произнес Бакланов.
— Нет, — отвечал с прежнею мрачностью Варегин: — я уж к исправнику и за военною командой послал, — прибавил он.
— Господи! — воскликнул Бакланов: — да нельзя ли как-нибудь уговорить так?
Варегин усмехнулся.
— Попробуйте, подите, поговорите… Вы спали, а я целую ночь их в сборной избе уговаривал, так будет: наговорился.
Бакланов пошел к Софи, чтобы предупредить ее.
— За командой уж послали, — сказал он больше шутя.
— Как! — воскликнула та, побледнев. — Нет, мой друг, не надо, не надо! Я от всего лучше отступлюсь.
— Да Варегин не отступися; ему это надо для общего порядка.
— Нет, нет, не надо мне ничего! — кричала между тем Софи, становясь перед Баклановым на колени.
— Ты вот кричишь, они услышат это и еще больше будут упираться, — уговаривал ее Бакланов.
— Жаль мне их, не могу я этого… — говорила Софи, упадая на руки Бакланову.
— Что ж делать-то? — отвечал он, сажая ее на диван.
Послышался колокольчик. Софи задрожала.
— Ничего, ничего! — успокаивал ее Бакланов: — я буду целый день сидеть около тебя и не отойду.
При звуке колокольчика толпа мужиков тоже зашевелилась несколько; один из них отделился и побежал ворота отпирать.
Въезжал исправник, довольно полный и расторопный, должно быть, мужчина, ч птичьим, совиным лицом. Он сейчас же выскочил из тарантаса и прямо подошел к толпе мужиков.
— Что, любезные, выстроились уж, — а? Здравия желаем!
— Здравствуйте, батюшка! — проговорили ему несколько голосов.
Исправник повернулся и увидел Варегина.
— А, ваше высокородие, честь имею кланяться! — продолжал он, весело пркладывая руку к фуражке. — Прикажете внушать-с? — прибавил он с улыбкой.
— Внушайте! — отвечал Варегин.
Исправник обратился к мужикам.
— Что ж, вы решительно не повинуетесь?.. Сейчас команда придет.
Мужики не отвечали ему ни того ни сего.
— Я вас спрашиваю, повинуетесь вы, или нет? — крикнул уже исправник.
— Да говори, старый! — толкнули несколько мужиков старика-старосту.
— Нет, батюшка, нельзя нам того, — прговорил тот наконец.
— Отчего же бы это нельзя, позвольте вас спросить?
— Государь император, батюшка, Александр Николаевич не приказывает того.
— А я не знаю, что государь приказывает, или нет?
— Не знаю, батюшка, знаешь ты, аль нет!
— Нет, ты знаешь: врешь, бестия ты этакая! Я вот тебя первого взъерепеню, первого!
Староста мрачно нахмурился.
В это время на двор въехала еще пара в тележке, и из нее соскочил нарядный мужик, с русою окладистою бородой.
— Старшина! — прошел легонький говор между мужиками.
Старшина сейчас же подошел к посреднику.
— Команда идет в версте, ваше высокородие, — донес он.
