Они часа уже три как приехали, но Софи все еще одевалась. Горничная хлопотливо и беспрестанно входила и выходила от нее то за водой, то гладить платье, воротнички.
— Что ты так хлопочешь? — спрашивала ее другая горничная, служащая в нижнем этаже.
— С одной госпожой!.. Она очень хороша собой, — отвечала первая горничная и показала своей подруге, вынув из кармана, червонец.
— Гм, гм! — произнесла та.
Когда Софи вышла наконец из номера, в шляпке и белом бурнусе, горничная не утерпела и сказала ей:
— Vous etes bien jolie, madame!
Софи с улыбкой поблагодарила ее наклонением головы.
Стоявший внизу обер-кельнер в белых штанах и белом галстухе, когда проходила она, закусив как-то губы и засунув палец в ключ, стал им колотить себя по ноге.
Софи прямо подошла к Бакланову.
— Как ты хороша, однако, сегодня! — невольно проговорил он.
Софи, гордо закинув головку, подала ему руку. Чтобы нарядиться и выйти на водах на гулянье, она как будто была рождена для этого!
Перед Конверсационною залой играла музыка.
Софи и Бакланов сели.
При этом обратила на них внимание даже одна, как впоследствии оказалось, владетельная особа, путешествующая инкогнито, которая несколько времени лорнировала их.
Сидевший рядом с Софи молодой англичанин тоже каждый раз вспыхивал, когда она взглядывала на него.
— Allons dans la salle, — сказал наконец Бакланов.
Софи встала.
— Madame, votre gant, — сказал англичанин, подавая ей уроненную перчатку.
— Merci, monsieur, — сказала она, долго протянув эти слова.
— Madame est francaise? — прибавил он совсем уже робко.
— Non, monsiur, je suis russe, — отвечала Софи.
Англичанин в почтении склонил перед ней голову.
В первой же великолепной зале, в которую они вошли, раздался радостный голос:
— Бакланов, Боже мой! Кого я вижу!
Но Бакланов при этом дрогнул и даже побледнел. К ним подходил, с бородой, одетый совершенным франтом и, как видно, чище обыкновенного умывшийся Никтополионов.
Софи невольно отняла руку от Бакланова и даже отошла от него.
— Скажите, пожалуйста! — кричал между тем тот, подмигивая своим единственным глазом: — вы совершенно пропали из К…
— Я был в Петербурге, в деревне, а теперь за границей, отвечал Бакланов, желая поскорее уйти от своего соотечественника.
— А у нас Бог знает какие слухи про вас! — воскликнул Никтополионов и потом вдруг обратился к Софи.
— Il me semble, que j'ai l'honneur de voir madame Leneff?
Софи слегка, но серьезно и ничего не сказав, поклонилась ему.
— У нас Бог знает что говорят, — продолжал Никтополионов, снова обращаясь к Бакланову: — что вы вашу супругу бросили… в разводе с ней…
— Сплетни в нашем городе не новость, — отвечал Бакланов.
— Где рулетка?.. Я рулетку желаю видеть, — перебила их разговор Софи.
— Позвольте мне быть вашим кавалером! Я здесь как дома, сказал Никтополионов и ловко предложил Софи руку.
Она должна была итти с ним.
— Вы вместе путешествуете с Баклановым? — спросил он ее невиннейшим образом.
— Мы встретились с ним в Дрездене, так же как вот и с вами теперь, — отвечала Софи небрежно.
— Да!.. разумеется, — подхватил Никтополионов: — как приятны эти встречи!
За границей он был хотя так же ядовит, но по крайней мере гораздо вежливее.
— Про Бакланова там решительно говорят, что он бросил жену и влюбился в какую-то даму…
— А, так вот какая рулетка! — перебила его на этих словах Софи, останавливаясь перед огромным игорным столом.
Бакланов пошел и стал на другом его конце. Он хотел показать, что вовсе не с Софи приехал.
— Как же тут играют? — продолжала та, смотря с вниманием на груды золота и серебра, которые беспрестанно переходили то к банкометам, то к играющим.
— Очень просто: положите деньги на какое угодно вам место, там уж не обсчитают! — объяснил ей Никтополионов и бросил сам два талера.
Ему дали четыре. Он положил их в карман.
— Ах, это весело! — воскликнула Софи и бросила пять талеров. У нее взяли. Она еще; опять взяли.
Никтополионов попросил одного сидевшего тут господина, чтоб он уступил ей место.
Тот встал.
Софи поместилась к столу.
Она бросила пять червонцев. У нее взяли. Она еще десять. У нее взяли.
— Приостановитесь немножко!.. Ставьте поменьше! — научал ее Никтополионов.
Софи поставила червонец. Ей дали три. Она еще три. Ей дали шесть. Потом она опять проиграла.
— Теперь увеличьте куш! — шептал ей Никтополионов.
Софи поставила двадцать червонцев.
У нее взяли.
Софи поставила еще пятьдесят.
У нее взяли.
— Софи, что вы делаете? — кричал ей Бакланов с другого конца.
Но Софи даже и не отвечала ему. Лицо ее горело…
Она поставила билет в четыреста франков, взяли!
Она высыпала все золото из кошелька, ей дали немного.
Она все это поставила и приложил еще билет в четыреста франков, — взяли!
— Нет больше пока денег! — проговорила она, обращая к Никтополионову свое взволнованное лицо.
— Как? Все проиграли? — спросил тот ее с удивлением.
— Кредитив у меня в Париже! — отвечала с досадой Софи и потом вдруг обернулась к Бакланову. — Дайте мне денег! — сказала она.
Тот, растерявшись и всем этим очень недовольный, вынул портмоне.
— Давайте все, сколько есть! — проговорила Софи и потом, повернувшись, сейчас же начала ставить.
В два приема портмоне Бакланова был пуст.
Софи по крайней мере часа три сидела около стола; глаза ее неустанно бегали за золотом: ей очень было жаль тех денег, которые она проиграла, и ужасно хотелось выиграть те, которые она видела перед собой.
На другой день, еще часов в одиннадцать, Никтополионов зашел за ней, увел ее под руку в Salle de Conversation, записывал для нее проигравшие на рулетке номера и учил, на которые ставить.
Бакланова более всего беспокоило то, где Софи брала денег, но обер-кельнер объяснил ему это.
— Monsieur! — окликнул он его раз, когда тот проходил мимо его будки. — Дама эта — ваша родственница?
