— Да! — отвечал Бакланов, заранее предчувствуя что-то недоброе.
— Вам известно, что она заложила у хозяина все свои брильянты за пятнадцать тысяч франков?
Бакланов пожал плечами.
— Ее дело! — сказал он с улыбкою.
— О, здесь это часто бывает! — произнес обер-кельнер.
Вечером, впрочем, когда Софи, утомленная и усталая, возвратилась в свой номер, Бакланов решился постучаться к ней в комнату. Она отворила ему несовсем поспешно и несовсем с удовольствием.
— Вы все играете? — начал он.
— Да.
— Выиграли?
— Проиграла.
— Зачем вы это, Софи, делаете?
— Я не на ваши деньги играю, а на свои.
— На чьи бы то ни было, все-таки это безумство и наконец неприлично.
— Моя вся жизнь была неприличие и безумство, — отвечала Софи, вынимая из косы гребенку и закладывая волосы за ухо, видимо, приготовляясь спать.
Бакланов принужден был уйти.
Так прошел еще день, два, три… Чтобы спасти себя от невыносимой скуки, Бакланов однажды утром решился съездить, на осле верхом, на одну из соседних гор, на которой, говорили ему, были развалины. Местность, чрез которую он проезжал, была восхитительна, но на душе у него было скверно. При подъеме на самую гору он увидел, что навстречу ему спускается другой господин, который, поровнявшись с Баклановым, сейчас же повернул своего осла рядом с ним.
— Господин Бакланов! — проговорил тот.
Бакланов узнал в нем старшего Галкина.
— Вы тоже оставили Росиию? — начал молодой человек.
— Да, — отвечал Бакаланов, погоняя осла.
— Это невозможно там оставаться!.. Чорт знает что такое происходит!.. — продолжал Галкин.
Бакланов молчал.
— Вы знаете, меня не пускали совсем за границу! — проговорил он с гордым видом.
«Тебя бы не только надо пускать, а выгнать из каждой страны!» — подумал Бакланов.
— Кого еще я здесь встретил? — заговорил молодой человек уже с хохотом и видя, что прежний разговор не занимает его спутника. Madame Леневу!.. Помните, которая жила с отцом… Она вдруг меня спрашивает об нем; видно, опять желает обирать его!..
— А батюшка ваш здесь? — спросил Бакланов.
— Да, но он еще не выезжает… Мы всего здесь три дня… Госпожа эта ужасная мерзавка!.. Она столько у него перебрала.
Бакланов наконец не выдержал.
— Послушайте, вы еще мальчишка и позволяете себе подобным образом говорить о женщине.
Галкин сконфузился.
— Женщина женщине рознь!.. — пробормотал он.
— Нет, не рознь! — воскликнул Бакланов: — она моя родственница, понимаете ли вы это?..
Галкин совсем растерялся.
— Я не знал этого!.. — сказал он.
— Ну, так я заставлю вас знать! — кричал Бакланов: — и сейчас же вас, с вашим ослом, отправлю в эту пропасть! — прибавил он, показывая на крутейший обрыв, мимо которого они проезжали, и вслед затем, в самом деле, начал толкать Галкинова осла в спину, в зад, чтобы он подошел к обрыву.
— Перестаньте, Бакланов, перестаньте! — кричал во все это время молодой еврей.
Бакланов разбил себе ногу, руку, но ничего не сделал с ослом.
— Эмансипаторы тоже женские! — заключил он бешеным голосом.
Но Галкин успел уже в это время повернуть осла и уехать под гору.
— Вы ужаснейший чудак! — говорил он, обертываясь к Бакланову, которого главным образом в эти минуты взбесило то, что Софи проигрывала и, пожалуй, опять продаст себя Галкину.
Возвратившись с своей прогулки, он решился еще раз, и уже в последний, иметь с ней объяснение.
К удивлению своему, он на этот раз застал ее дома и, грубо отворив дверь, вошел к ней в номер.
Софи, с изнуренным и истощенным лицом, стояла около своего дорожного сундука и укладывала в нем.
Бакланов начал прямо:
— Вам, вероятно, приятно здесь, но я никак не мог этого сказать про себя, а потому я уезжаю.
— Я сама уезжаю, — отвечала она ему спокойно.
— Куда же это?
— В Париж.
— Но ведь мы, кажется, предполагали с вами ехать сначала в Швейцарию, подышать чистым воздухом.
— Поедемте в Швейцарию, для меня все равно, — отвечала Софи, садясь уже на стул.
Бакланов опять ожил от радости.
— У меня только денег нет; я должна спешить, — прибавила она.
— Да деньги у меня есть, возьмите на путешествие.
— Хорошо!..
Через несколько минут Бакланов решился ее спросить о главном:
— А что, Софи, вы много проиграли?
— Много, — отвечала она с улыбкой: — тысяч сорок франков проиграла.
— Сорок тысяч! Зачем же вы это делали?
— Так, от скуки… скучно… — отвечала Софи.
— Много ли же теперь у вас осталось от всего капитала?
— Немного уж! — отвечала Софи опять с улыбкой и затем, выслав Бакланова от себя, занялась своим туалетом, и к обеду вышла блистающая красотой и нарядом.
5
Восхождение на гору Риги
По Цугскому озеру к Арту шел пароход.
На нем ехали наши путешественники. Тут они уже входили в настоящие швейцарские горы, которые, сдавляя взор то зеленеющими, то обрывистыми и почти голыми скалами, окружали их со всех сторон. Неба чистого, голубого, блистающего полуденным солнцем, был виден только клочок. На нижних склонах гор были рассыпаны деревеньки, а на верхних — изредка мелькали пастушьи хижины. Все это как будто бы было на театре, а не в жизни и не на земле.
Бакланов беспрестанно повертывался из стороны в сторону.
— Нет, тут жить нельзя, — говорил он. — это слишком все как-то искусственно… Жизнь человеческая должна проходить обыкновеннее.
— Что в нашей-то обыкновенной жизни! Наскучила уж она! — возразила Софи.
— Посмотри, — прибавил он: — ты видишь дым около этой горы? Это облака.
— Это гора Риги! — объяснил им стоявший около них господин, в плоховатом пальто, но с чрезвычайно добродушною физиономией.
— Риги… Мы туда и поедем? — переспросил Бакланов.
— Туда, на самый верх; его еще не видать в облаках.
— Софи! Мы будем в этих облаках! — воскликнул Бакланов.
