Менора! Менора Ахова! Половинка с плетеной корзинкой...
– Ну и ладно, – отозвался Ах и уселся напротив меня – судя по звуку и моим обострившимся ощущениям.
Некоторое время мы молчали.
– И был день, – чужим скучным голосом вдруг заговорил Ах, непривычно выпевая слова, – когда Пустой демон Дэмми-Онна бился над Книгой Судеб с Отцом Гневных Маарх-Харцелом, и оба они рухнули в Бездну, откуда не возвращаются – а Книга осталась. В день тот и были положены первые границы миру сему, а позднее в жизнь людей вошел Переплет и Закон Переплета...
Я поежился, и мне очень захотелось выйти на свежий воздух, словно у меня внезапно объявилась боязнь замкнутого пространства.
– Принявший Закон Переплета входит в Книгу Судеб малой частицей, и становится Человеком Знака, Хозяином Слова, Господином Фразы или даже Отцом Белой Страницы. Жизнь принявшего Закон проста и приятна, и течет в положенных берегах вне зла и страданий, вне желаний и вне выбора – ибо он знает, что делает, и делает то, что знает. Не совершай другому зла – и не воздастся злом тебе самому. Не совершай подлости – и останешься чист. Не совершай...
'Не совершай... – шепнула тьма мне на ухо, и в ответ дробно ударили капли дождя по крыше. – Не совершай... ничего не совершай... ничего...'
– ...судей можно купить. Люди могут пройти мимо. Переплет беспристрастен и неподкупен. Поступки людские колеблют Переплет, отзываясь большим и малым трепетом, и неизбежно воздаяние судьбы за каждый Поступок; и лишь Переплет знает, где сокрыто доброе и где лежит злое...
'Карма, – неожиданно вспомнил я. – Карма древних индусов. Закон воздаяния за содеянное. Да воздастся каждому по делам его... Только у нас люди склонны откладывать воздаяние на потом, на жизнь загробную или следующее перерождение, а здесь... А здесь, видимо – Переплет. Воздаяние скорое, неизбежное, беспристрастное и неумолимое. А главное – ЗДЕСЬ. ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. О боже, каково им жить с судьбой-надзирателем за плечом?! Шаг влево, шаг вправо...'
– Не совершай Поступков, не покидай отведенной строки в Книге Судеб – и будет существованье твое в Переплете легким и радостным...
– Ах, – перебил его я, и голос охотника умолк, – зачем ты привел меня сюда? Сразу видно, что я – чужой, да? Этот, как их... выползень?
Ах не ответил. Ответила его дочь.
– Когда мама умирала, она сказала: 'Если незваный гость задерживается, его выгоняют. Не хочу уходить от вас – да в спину подталкивают. Только знаю, придет за мной другой... Тот, Кто Берет На Себя. Как и в вашем старом пророчестве сказано. Не может быть, чтоб...' И не договорила. Умерла. Под открытым небом, как сама просила. Ты тот, другой, да? Тот, Кто Берет На Себя?!
Я молчал. Притихший Болботун ткнул меня кулачком в бок, поворочался и стал грызть украденную свечку.
– Я – охотник, – заговорил невидимый Ах, бросая редкие слова, как камни, в чернильные омуты ночи, и те отозвались усилившимся дождем.
– Я – охотник. В лесу жить, зверя бить – трудно без Поступков. Вот судьба на нас чаще иных и отрывается... Старые промысловики позже остальных Закон Переплета приняли. Дед моего деда еще тех сказителей помнил, что песни о Танцующем с Молнией пели, да о брате его названном, Хозяине Волков... Теперь такого не поют. И вообще поют редко. Иная песня – тоже Поступок. Я на Менориной матери женился – люди в лицо глядеть перестали. Белый Страничник к себе звал, увещевал, после грозился Боди на меня спустить, псов Переплетных. Да побоялся, видно, на себя такое взять...
Странная мысль пришла ко мне в голову, пришла и расположилась, как у себя дома.
– Слушай, Ах, а ты мне говорить все это не боишься? Даже если я – тот, за кого ты меня принимаешь, и ждешь ты от меня невесть каких чудес, то все равно ты тут на пять Поступков наговорил. Переплет, как я понимаю, не дремлет... А ну как шарахнет тебя от всей души? Не боишься?
– Чего? – искренне удивился Ах, и тихо засмеялась в своем углу Менора. – Ты же сам вначале сказал – беру, мол, на себя... Все беру. Значит, и мои слова, и мои Поступки – тоже. И Менорины. Тебя и шарахнет в случае чего, не меня же... хотя слова Переплета не колеблют.
'Скотина ты, а не охотник!' – подумал было я, затем прикинул, каково им всем живется, попавшим в Переплет, и извинился за непроизнесенные слова. Молча извинился.
Дождь плясал на крыше, топая и скользя на черепице.
– Спать давайте, – буркнул я, остывая. – В другой раз договорим. Или ты меня, Ах, на дождь погонишь?
– Не погоню, – серьезно ответил он. – За такое крепко схлопотать можно. Одарит Переплет лихоманкой, и руки дрожать станут – ты хоть и на себя брал, а мало ли что... Спи, где сидишь. Все равно постели никакой нету. На...
И тяжелый, пахнущий линялым мехом кожух шлепнулся мне на колени, чуть не придавив взвизгнувшего Болботуна.
– Мыши, что ли?.. – сонно протянула Менора, и мы принялись укладываться.
Уже засыпая, я вспомнил кое-что из слов Аха, и мне это ужасно не понравилось.
– Охотник, – шепнул я, – слышь, охотник... А Боди – это кто? Блюстители ваши, да?
Ах продолжал храпеть.
– Боди – это Боди, – недовольным тоном сообщила Менора. – Боди-Саттвы. Ну, эти... Переплетных дел мастера.
Она поворочалась и добавила:
– Равнодушные.
И после этого я долго не мог заснуть.
19
Достаточно, чтобы слова выражали смысл.
Я проспал.
Это было глупо, смешно, совершенно по-идиотски, но тем не менее – я проспал. Под проклятым кожухом так тепло и уютно спалось, а сукин сын Ах почему-то меня не разбудил и смылся втихую, прихватив с собой Менору.
Я вскочил, наспех приводя в порядок одежду, проморгался для ясности взгляда, выволок из рукава кожуха сонного и упирающегося Болботуна – ишь, берлогу себе соорудил, нет, чтобы растолкать, когда надо позарез! – и выскочил из домика, по дороге еще раз врезавшись в злополучный сундук.
Лес был пуст. И лишь из-за частокола Книжного ларя слышался какой-то шум. Я навострил уши, уже не удивляясь дружному исчезновению паломников, и понял, что шум этот слишком упорядочен, чтобы называться просто шумом.
'Хреновый из тебя разведчик,' – ехидно заявил мой внутренний голос, причем голос был вроде бы мой, и в то же время почему-то Бакса.
И интонации такие противные...
Я предложил внутреннему Баксу, вместе с его интонациями, на время заткнуться, и пошлепал к частоколу вокруг Ларя, с сожалением поглядывая на замшу своих щегольских полусапожек, превратившуюся в грязную коросту.
Поначалу я двигался осторожно, озираясь по сторонам и перебегая от дерева к дереву – за каждым стволом мне мерещился белорясый Страничник или неведомо какой Равнодушный Боди – но вскоре эта игра в веселых стрелков мне прискучила. Тем более что на всем пути к Книжному Ларю я не встретил ни одной живой души.
Птицы и белки – не в счет. Кстати, тень эта живность отбрасывала исправно, сам видел. Почти
