м-м-м… представитель виноватой стороны. Имеющий полномочия уладить конфликт. Впрочем, если вам угодно, мы можем говорить здесь, на площадке.
На цыгана он был похож, как я на Майю Плисецкую. Даже меньше.
Адвокат? Всем табором нанимали?!
– Н-нет… н-не надо. Заходите…
Он зашел один. Долго возился в коридоре, снимая туфли. Я с подозрительной услужливостью сунул старичку тапки. Ч-черт, один порванный!.. Стыдно. И шляпу некуда повесить. Чувствуя себя лакеем, пытающимся без протекции устроиться к князю Потемкину, примостил шляпу на краешек вешалки – старинной, еще дедовской, с завитушками-вензельками, но разбитой по самое не могу.
С кухни ударил ритуальный бубен:
– Денис! А хлеба купить? Почему я вечно должна…
– Это не Денис, Наташа. Это ко мне.
– Кто?
– Цыганский барон!
Ну кто меня за язык дергал?!
Старичок смеялся на редкость вкусно. Прыгали очки в тонкой оправе. Платочек из батиста промокал уголки губ. Бегали, веселясь, морщинки. И пахло дорогим одеколоном, забивая даже чад жареной рыбы.
– Вы весьма остроумны, Валерий Яковлевич. И наблюдательны. По рюмочке?
Откуда он извлек бутылку? Загадка. Я пригляделся. Рот наполнился слюной, как у собачки Павлова. «Юбилейный», выдержка и цена примерно одинаковы. Если выдержку считать в годах, а цену в баксах.
– Прошу в комнату…
Внимательно следя, чтобы в рюмках не оказалось дохлого прусака (были случаи!..), наскоро сервирую стол. В комнату заглядывает Наташа, мигом проникаясь расположением к импозантному старичку. Он не по летам бодро вскакивает с продавленного кресла. Целует моей жене ручку: по-гусарски, у запястья. Представляется «Вольдемаром Павловичем», хотя ожидалось что-то вроде «брата Жемчужного». Категорически отказывается ужинать – надолго не задержу, коньячку для плезира, и баста, обсудить мелочи… Наташка цветет. Поглядывает на меня: такие знакомые? откуда?! Я ничего не рассказывал ей о цыганах на базаре. Я ей вообще ничего не рассказывал.
Зачем?
«А громилы скучают на лестнице, – мелькает невпопад. – Вынести по чарке?»
– Итак, – начинает понятливый Вольдемар Павлович, едва Наташка выходит. – Целью моего визита является загладить неприятный осадок, вполне способный остаться у вас, Валерий Яковлевич…
Он внимательно смотрит мне в лицо. Залпом, варварски опрокидывает рюмку, которую грел в ладошке. Я вдруг понимаю: он боится. Он нервничает. Сильно, до озноба, до мокрых подмышек. Цыганский барон Вольдемар не знает, как со мной разговаривать. Отсюда замашки дореволюционного юриста.
– Валерий Яковлевич, давайте начистоту?
Слабо киваю. Начистоту, значит, начистоту.
– Я старше вас, Валерочка. Я намного старше вас. И очень прошу вас: простите им. Катерина еще очень юная… Она просто не успела. И Федька, дурак, поспешил влезть. Вы его правильно отвозили. Жаль, мало.
Он наклоняется ко мне. Близко. Я вижу припудренные мешки под глазами.
Шевелятся сухие, будто лакированные губы:
– Они до сих пор… иногда…
– Что – иногда?!
– Танцуют. Идут по улице, и вдруг… Вы простите их, хорошо? Оставьте в покое. А я, со своей стороны…
Короткий, небрежный щелчок пальцами. В ответ слышен стук отворившейся двери. Когда я с ужасом понимаю, что дверь открыли
Какие-то бумаги…
– Это дарственная, Валерочка, – громила растворяется, под гул Вольдемарова баритона. – Все честь по чести, все заверено. Знаете платную автостоянку возле Политеха?
– Знаю.
– Там стоит «Хонда». Цвет «металлик». Спросите у сторожа, он покажет. Машина ваша. Здесь все записано: номер, прочее… Мы могли бы выбрать и подороже, но тогда это привлекло бы внимание. Вы понимаете меня? Машину можете держать на стоянке сколько угодно. Хоть круглый год. Там блок гаражей… Это тоже оплачено. У вас есть права?
– Нет…
– Но водить вы умеете?
Чувствую себя Алисой в Стране великанов. Или Джеком-Потрошителем в Зазеркалье. Очень плохо я себя чувствую.
– Нет. Жена умеет. Ее отец научил… Только на права никак не соберется сдать.