Некоторые части тел вообще не нашли. На останках – следы когтей, зубов… Нет у нас таких зверюг! Нет и не было! Тем более, в городе. Так вот, Кожемяка в двух случаях из трех свидетелем проходил. Ничего толком не видел, правда. Хотя теперь думаю: врал. Видел он. Может, тогда и подвинулся, на почве стресса. Потом, через год, его, кстати, за ерунду сцапали – мелкое мошенничество. Штрафом отделался…
Качка помолчал. В два глотка допил пиво. Кликнул официантку, заказал еще. Я жевал бутерброд с балыком, но после рассказа подполковника не чувствовал вкуса. Похоже, это только прелюдия. Цветочки.
– Как думаете, это он сам и был? Скоморох? Тогда?! – с надеждой качнулся вперед Матвей Андреевич. Словно рассчитывал, что я ему отвечу. И фотографии предоставлю: Кожемяка грызет руку потерпевшего. – Хотя… Он потом еще дважды свидетелем проходил. Черт, и как никто ничего не заподозрил?! К нему смерть прямо липнет. Лет семь… или восемь?.. а, не важно! Артист один под трамвай ночью попал. Ну где он в три часа ночи трамвай нашел?! А позже свидетель сыскался.
– Кожемяка?
– Он самый.
– А артист откуда? Наш, местный?!
– Местный. Театр-студия «У виадука».
Я знал, о ком говорит подполковник. С Лешей Сайкиным, нелепо погибшим под колесами, мы были знакомы. И в газетах писали. Правду говорят, что наш город – большая деревня. Все друг друга знают. А случай был действительно странный. Уж не Скоморох ли Лешку под колеса толкнул?!
И, будто в ответ, сквозь сигаретный дым:
– …еще было. Двое наркоманов прохожего зарезали. Опять – единственный свидетель. Но там у него чистое алиби. Нарков через день взяли, они признались… Ну вот скажите: разве может такое с нормальным человеком все время приключаться? Как убийство – он тут как тут. Свидетель. Нутром чует, на запах идет. Приходит и смотрит. Нет, уверен: он давно на этом свихнулся. Простите, я говорил уже…
Во рту пересохло. Следуя примеру Качки, спрашиваю себе еще пива.
– …выяснили: два лишних покойника за ним. Из неопознанных. Сам в признании написал. И исповедаться успел, попа в больницу затребовал. С-скотина! В аду ему гореть, в пекле! Хоть наизнанку кайся… Двенадцать жертв за четыре года. Всякий раз наособицу. Вот, когда брали его – стихи «живца» читать заставлял. Из «Отелло». Спасибо, кстати, за подсказку. А с другими…
Качка беззвучно жует губами, собираясь с мыслями.
– Подростка из лицея возле церкви прикончил. В Молодежном парке. Там райотдел в трех шагах: не побоялся. Ни Бога, значит, ни нас. Утром убитого нашли. Батюшка на службу приехал, а тут – труп. Сидит под кленом, задушенный. На голове – колпак с бубенчиками, в руке – погремушка, а рядом зачем-то три дворняги бродячих привязаны. Воют…
– Мишель Гельдерод, «Эскориал».
– Что?
Он даже вздрогнул от неожиданности. Молчал, понимаешь, Валерий свет Яковлевич, молчал – и выдал.
– Мишель Гельдерод, бельгийский драматург. Пьеса «Эскориал». Там король сажает шута на свой трон, заставляет признаться в любви к покойной королеве, а потом приказывает палачу его удавить. И это все под церковные колокола и вой собак. Жутковатая сцена. Даже в театре. А в жизни…
Меня передернуло. Едва пиво не расплескал.
Ясно вспомнилось: гастроли Рижского академического, и Будрас, уже старый, больной, в роли короля- садиста, сорванным голосом шепчет в замерший зал: «Разве святые таинства предназначены для шутов? Пойдем, выполним святой долг!» В глазах Будраса слезы, настоящие, без дураков, а за спиной его Человек – в-красном навалился на шута Фолиаля и душит, душит, молча, беззвучно, бесстрастно…
– Верно, сходится! – в глазах подполковника зажегся огонек азарта. – А ну-ка, ну-ка, давайте: я вам рассказываю, а вы угадываете!
– Ну, знаете! Я не энциклопедия. Мало ли что маньяку в башку треснет?..
– Но дважды угадали?! «Отелло» и этот… «Эскориал». Два из двух – отличный результат, не находите? Итак: убита молодая женщина. Сексуального насилия не было. Скоморох ударил ее по голове, оглушил, связал и с камнем на шее бросил в воду. Что делал раньше – неизвестно. Никаких необычных предметов на месте преступления не обнаружено.
– А лодки там не было?
– Лодки?.. Нет. Он столкнул жертву с берега, это точно.
Развожу руками:
– Тогда не знаю. Была бы лодка – мог бы предположить «Му-му». Или «Из-за острова на стрежень…».
«Му-му» Матвей Андреевич проглотил. Запил пивом. А мне стало стыдно: человек всерьез спрашивает, а я со своими хохмами… Да еще на такую тему. «Есть вещи настолько серьезные, что по их поводу можно только шутить». Станислав Ежи Лец. Вот она, моя гнилая сущность интеллигента: к любому случаю найти подходящую цитату и спрятаться за ней. Типа «А отвечать кто будет?» – «Пушкин!»
– Ладно, продолжим. Сомневаюсь, правда, что есть такая пьеса… В общем, дело было в подвале дома, предназначенного под снос. Скоморох привязал две жертвы к батарее рядом с газовым баллоном, открыл вентиль, бросил что-то горящее и ушел.
– Сигарету. Сигарету он бросил горящую.
– Вы уверены? Почему?
– Потому что эту пьесу я знаю. Она в ТЮЗе шла. Алексей Дударев, «Порог», из жизни бомжей. Бывший
