всё спрашивали: 'А что это такое?..'. Я же не просто писал ля минор, до мажор — я писал Am7, Hm6, C7… И вот все это разом свалилось на меня — я был совершенно очумевший. Плюс интересные занятия по сольфеджио и аккордеону. И я уже знал четыре аккорда на гитаре — Васька Солдатов показал, мой одноклассник, живет в соседнем доме, до сих пор дружим. У него была маленькая дамская гитара. Начинали с 'Шизгары',[9] а когда вышла советская пластиночка «Криденс», 'Cosmo's Factory', я пытался подобрать эти соло своими корявыми пальчиками…
Все, что было связано с западной рок-музыкой, становилось предметом разговоров, обсуждений и споров в кругу своих единомышленников. В этот устный рок-эпос, кроме изложения реальных фактов, входил целый пласт самых невероятных историй, баек и анекдотов, порожденных отсутствием достоверной информации.
'Ходила легенда, — вспоминал Чиж, — что 'Child In Time' с 'дип пёрпловского' альбома 'In Rock' — это песня про парня, у которого девушка разбилась на самолете: 'Вот слышишь, там в конце взрывы — это самолет падает и взрывается вдребезги'. Примерно тоже самое говорили про 'Highway Star', что там девка разбилась, гонщица — много всяких ходило штук'.
Выплеснуть сведения, которые не знали другие, было престижно. Это сразу поднимало твой авторитет в любой компании, даже если ты 'гнал телеги' — рассказывал истории сомнительной достоверности.
— Помню, кто-то из пацанов рассказал байку, как битлы сочинили 'I Wanna Be Your Man'. Типа, шли «роллинги» по улице, Джеггер с Ричардсом, а навстречу — Леннон с Макартни. Типа, как в Дзержинске в горсаду. Битлы говорят: 'Чего, пацаны, нос повесили?..' — 'Да вот, блин, песни не хватает для пластинки' — 'Говно-вопрос! С вас пиво — и песня ваша!'. Зашли в пивняк, «роллинги» пиво взяли, и, пока стояли в очередюхе за второй порцией, битлы песню сочинили… Я в это сразу поверил, потому что эту песню только так и можно сочинить — текста, в общем-то, ноль, и музыка простецкая…
Реальную информацию о рок-музыке Чиж собирал по крупицам. Часто она была резко негативной, как статья про Beatles из сатирического журнала «Крокодил» за 1964 год: 'Лохматые «жучки» ловко умеют разжигать самые темные и примитивные страсти у своей аудитории. А так как основные их поклонники — люди в возрасте от 12 до 16 лет, можно легко представить себе «воспитательную» роль «жучков». Специалисты предсказывают, что «жучки» не сумеют долго продержаться на гребне успеха: не тот калибр'.
Но постепенно отношение к западной музыке менялось. В 1970-м впервые в СССР молодежный журнал «Ровесник» опубликовал ноты и тексты песни «Битлз». Правда, знаменитая 'Back In The U.S.S.R.' в интерпретации нашего переводчика выглядела так: 'Узнаю знакомые места с трудом, стройки поражают взгляд…' (понимать, очевидно, следовало: 'ударные комсомольские стройки').
— Конечно, а какие ж еще! — иронизирует Чиж. — 'Захожу в отель — огромный новый дом. Все в порядке, я очень рад'… Я помню!
Последний куплет заканчивался так:
В результате чего по стране пошел могучий слух: были, были «Битлз» в СССР! Но гады-коммунисты не пустили их дальше аэропорта, и они дали концерт прямо в зале для транзитных пассажиров…
Изредка отваживался печатать битловские песни (в частности, «Michelle», 'Yesterday') либеральный столичный еженедельник 'Московские новости' (точнее, его англоязычная версия 'Moscow News'). Другой еженедельник, 'Новое время', изредка публиковал просьбы читателей типа: 'Расскажите, пожалуйста, о творчестве прогрессивного английского коллектива 'Блэк саббат'. Е.Семенов, г. Смоленск', а ниже — скупые, как разведсводка, данные: год создания, состав участников, избранная дискография. Обычно эти сведения доходили до Чижа в виде вырезок, затертых до дыр такими же, как и он, битломанами.
Были и совсем уж экзотические источники, вроде газеты польских харцеров (пионеров) или цветного журнальчика венгерских комсомольцев, более терпимых к рок-культуре. Естественно, язык издания никакого значения не имел. Главным были фото рок-музыкантов, ноты и тексты песен на английском. Впрочем, в Дзержинске подобные редкости приравнивались чуть ли не к журналу 'Rolling Stone', о котором знали только то, что он где-то существует.
— А у нас была областная газета 'Ленинская смена', — говорит Чиж. — Про ту же Сьюзи Кватро я читал в восьмом классе: 'Буржуазная певица, играет на бас-гитаре'. Эти строчки я пытался выучить наизусть.
В семидесятых советская идеологическая машина стала все чаще давать сбои. В 1975-м она, например, проглядела выход книжки Олега Фефанова 'Музыка бунта'. Одна из глав этого исследования о западной музыке называлась просто шокирующе: 'Супергруппы «Битлз» и 'Роллинг стоунз'. Если учесть, что книга вышла 100-тысячным тиражом в издательстве 'Детская литература', впору было протереть глаза: не пригрезилось ли такое?.. В Дзержинске ходил по рукам один-единственный экземпляр 'Музыки бунта'. Чиж читал его украдкой прямо на уроках, поскольку ему в затылок дышала очередь таких же страждущих. Рассуждения автора о 'песнях протеста', как и тот курьезный факт, что битлов с «роллингами» записали в 'звезды биг-бита', вызывали ухмылки — было понятно, что это уступка цензуре. Значение имели не слова- этикетки, а подробности из биографии кумиров.
Информационный вакуум помогали заполнить западные радиостанции. Как и тысячи других меломанов, Чиж крутил по вечерам рукоятку своей радиолы, чтобы поймать русский выпуск 'Голоса Америки'. В отличие от лондонской Би-Би-Си, которую напрочь забивали гэбэшные «глушилки», эта станция ловилась довольно успешно. Кроме трансляции концертов по заявкам слушателей из СССР (каждую среду и пятницу), 'вражеский голос' подробно рассказывал о рок-группах, биографиях музыкантов и их новых альбомах. При этом 'отщепенцем'-антисоветчиком Чиж себя не ощущал: 'Мне были интересны только музыкальные новости. Музыка есть музыка, такую же вон, на танцах играют!'.
Всю информацию он заносил в специальную тетрадь. Туда же записывались слова песен, которые приходилось брать с эфира на слух ('Естудэй, ол май трабал синс оффару вэй'). 'А без них и песню не споёшь!'. Поэтому вкладыши к «фирменным» пластинкам, где печатались тексты, ценились на вес золота. Обычно они попадали к Чижу от приятелей, посещавших музыкальную толкучку в Горьком — по воскресеньям на пятачке за университетским городком собирались примерно две сотни меломанов, чтобы купить-продать или обменяться пластинками.
Каждая такая поездка напоминала рейд в стан врага. На «бирже» регулярно проводились милицейские облавы (случалось, что и с овчарками). Нерасторопных забирали в отделение. Все пластинки и кассеты подлежали реквизиции. Правда, изъятое обещали вернуть, если меломан принесет положительную характеристику с места учебы или работы. Но таких простофиль среди завсегдатаев «биржи» не было. Если бы в вузе или техникуме узнали о подобном увлечении своего студента, его заклеймили бы как 'спекулянта-фарцовщика' и 'проводника буржуазной идеологии'. А с таким ярлыком было полшага до вылета из комсомола и отчисления. В милиции прекрасно об этом знали и играли наверняка.
Другой опасностью были банды «шакалов», которые грабили меломанов-одиночек. Иногда эти «гоп- стопы» заканчивались не только отобранной сумкой и разбитым носом. Ходили упорные слухи, что кого-то из посетителей толкучки зарезали, кого-то утопили. Чтобы обезопасить себя, меломаны стали собирать для походов на «биржу» экспедиции по 10–15 человек.
Филофония была не только рискованным, но еще и разорительным увлечением. Цена западной пластинки доходила до 80 рублей при студенческой стипендии в 30–40 руб. Правда, «Мелодия» уже начала выпускать лицензионные диски — например, Маккартни с Wings (альбом 'Band On The Run'), «Imagine» Леннона, 'Я почти знаменит' британца Клиффа Ричарда. Но эти мизерные тиражи мгновенно исчезали с прилавков. На «бирже» лицензионную пластинку при госцене в 2 рубля 15 копеек «толкали» уже за 20–25 рублей.
Наскрести такую сумму было непросто, поэтому чаще покупались бобины с пленкой Шосткинского
