Она продолжала смотреть мне в глаза. Ужасное ощущение. Я видела знакомое лицо, но это все равно была не она. По крайней мере, не совсем:
— Пожалуйста.
Алиса не отвела взгляда. Покачала легонько головой:
— Ничего не изменилось. Я люблю тебя, как раньше. И ты по-прежнему моя сестра.
Я нервно рассмеялась:
— Мы же договорились. Это опасно для нас обеих. Да и ты больше не человек, Алиса. Я пытаюсь выжить. Мне тоже непросто.
Она покачала головой. Опять:
— Самообман. Пойдем со мной.
Я отвела глаза. Просто не выдержала:
— Куда, Алиса? Больше ничего нет. Ни места, ни времени. Все в прошлом. Я хочу убраться с этой планеты. Или перебраться на другое полушарие, хотя бы. Получить свой пропуск в другую жизнь.
— Пойдем со мной, — повторила она настойчиво, — туда, где есть будущее для нас обеих. Неужто не понимаешь? Ты играешь в опасную игру, сестричка. Зарабатываешь не пропуск, а билет в один конец.
— Кто бы говорил! — с яростью выкрикнула я ей в лицо. — Кто бы говорил, Алиса. Ты видела себя? Ты знаешь, что думают о таких как ты, люди? Я люблю тебя. Но ничего не выйдет. Это погубит нас. Уходи и живи своей жизнью.
Она сделала шаг вперед, раскрыла объятья. Боже.
— Я не чудовище, ты знаешь. Внутри периметра царит сплошная ложь. Пойдем, и я расскажу тебе правду.
— Но не сейчас? — зло ухмыльнулась я.
Она опустила руки:
— Не могу. Я связана обетом молчания. Ты же мое отражение, самое близкое из существ на целом свете. Пожалуйста, идем со мной.
Я выпрямилась, шагнула к ней, посмотрела в глаза, с яростью и желанием задеть:
— А как же твоя дочь, а?
7 глава
Явор
Я привыкала к жизни на «Астре». Конечно, просто и ясно было далеко не всегда. Это касалось как личных отношений так и моей новой работы. А разве бывает иначе? Да, члены экипажа казались мне особенными людьми, полными сюрпризов, тайных мыслей и странных поступков. И совершенно другими, нежели те, с кем до этого я провела несколько лет на «Звезде». Пожалуй, неподходящее слово «другими». Абсолютно, в принципе иными. Но хотя большая часть команды «Астры» и не отвергала меня, сказать, что при общении они держались свободно, я тоже не могла. Что до истинных причин будоражащих меня мыслей, я просто привыкла совсем к другому отношению, поэтому с трудом доверялась даже видимой приязни и улыбкам. Чем она диктовалось? Долгом или личным любопытством, возможно, приказом капитана? Думаю, сильнее домыслов меня терзали лишь собственные демоны. А вдруг, все ложь?
В целом же, дни шли сплошной чередой будничных забот и сменялись без особых происшествий. По крайней мере, так казалось до дня, когда я вместо того, чтобы возиться в саду, оказалась на гауптвахте в ожидании вердикта от капитана.
Наверное, именно из-за двойственности ощущений, я и не пошла к Велимиру сразу же, как получила первую угрозу, а продолжала молча терпеть. Когда мысль о том, что все заходит слишком далеко и становиться неуправляемым, пришла в мою голову, разразилось это самое происшествие.
Сневедович был хорошим и последовательным воспитателем. Не знаю, был ли он садистом, но проверять меня на твердость ему нравилось. «Привычка — вторая натура», — говаривал он. И в чем-то оказался прав.
Явор, тот самый человек, что назвал меня тварью в вечер знакомства с экипажем, один из новичков, принятых на борт «Астры» относился ко мне именно так, как и обозначил. Конечно, при капитане он не позволял себе больше, чем ироничные взгляды или насмешки над моей неосведомленностью в примитивных для людей понятиях и вещах. Ограничивался колкостями. Но вот стоило ему застать меня одну, как поведение его менялось кардинально. Последние дни, у меня появилось стойкая уверенность, что он терпеливо и намеренно поджидал такой возможности. Затем в ход шли оскорбления, угрозы и настойчивые требования покинуть корабль на станции, к которой мы вот-вот должны подлететь.
Я делала вид, что плохо понимаю его слова. Косила под тупицу. Привычка терпеть, привет Сневедовичу. В какой-то момент, Явор, видно, решил, что может позволить себе стать откровенно грубым. Он подкараулил меня в коридоре, прижал к стенке и, схватив за горло, поинтересовался, как сильно должен придушить меня, раз уж непонятливая кукла игнорирует вежливые предупреждения.
В принципе, даже если бы в ход пошли кулаки, я мало что чувствовала. В любом случае, такую боль, которую мне причиняли раньше, уже не повторить. Но кому понравиться, когда его стучат головой об стену и невежливо угрожают? Я немного переросла кукольный дом, в котором меня когда-то держал Сневедович. Почувствовала вкус к свободе от чьей-то воли. Поэтому, молча и с силой оттолкнула Явора от себя. Конечно же, это плохо кончилось.
В результате удара, он получил сотрясение мозга, а еще перелом запястья, которое я сжала со всей нежностью, что пробудили во мне воспоминания дней бесконечных оскорблений и унижений, не сильно разбираясь, чего в них больше, злости на него или клокочущей ярости на всех моих обидчиков без исключений. Теперь Явор лежал в медблоке. Меня же посадили на гауптвахту, до выяснения обстоятельств.
Как витиеватым матом сообщила Марта, он развлекался тем, что всячески склонял мое имя. Обещал направо и налево, что когда мы пристыкуемся к станции, я вылечу из экипажа за драку, а он при этом наградит меня пинком под зад. Паскуда.
Последнее, было добавлено лично от Марты с самым презрительным выражением лица. Моя новоявленная подруга страшно переживала, почему-то ни капли не сомневаясь в невиновности дурынды, как она ласково меня называла, грозила Явору небесными карами и банальным — набью морду урод у — а также, утешала как умела. Свободного места на «Астре» было немного, поэтому меня заперли там же, где я проживала. И поскольку Марта являлась начальником службы безопасности, то имела беспрепятственный доступ в мою каюту, куда приходила сообщать последние новости и подбадривать.
Чем я заслужила симпатию Марты, не представляю. Она почти не знала меня, и о таких как я, но в груди ее, наверное, билось горячее сердце. В любом случае, сомнений, что участь моя решена и уже через два дня, я окажусь черти где, без средств к существованию с окончательно испорченной репутацией, у меня не было. Ну, что стоило потерпеть выходки Явора ради такого хорошего места? Я корила себя за несдержанность и пресекала все попытки робко нашептывающего голоска донести до моего сведения, что никто не заслуживает такого обращения. Даже кукла.
И вот сегодня Марта пришла за мной, чтобы проводить к капитану. Хлопнула по плечу, в своей обычной манере, и затрещала сорокой, советуя не падать духом, а рассказать все как есть:
— Велимир отличный капитан. Он справедливый человек, чтоб мне сдохнуть, если вру, — с жаром говорила она. — Поверь, если кто и разберет чин по чину, то только он. Я десять лет его знаю. Ох, бля! Ну, разве можно догадаться, что парнишка с масляными манерами окажется таким куклофобом и сукиным сыном? Увы, подруга, на то и жизнь наша как зебра, тут не угадаешь. Но только, слышишь, Таб, ты запомни, тебе далеко до ее задницы.
Я пыталась вникнуть в суть сказанного, но слова ускользали, шелестели как обертки от конфет. Сневедович очень любил конфеты, а я ненавидела звук разворачивания этих бумажек. Он означал, что ему весело. Когда ему становилось весело, мне следом, больно. Страх туманом заползал в душу, тихонько обволакивал противным ощущением вязкой пустоты. Марта всматривалась в мое лицо. Искала какие-то
