Ах, да! Возьми же себя в руки, Агата, стряхни чары! Эта тварь, морок, читающий твои мысли и путающий сознание, она морочит тебя!
— Очень глупо, — усмехнулся он. А затем, медленно и осторожно, чтобы не напугать меня сделал шаг в сторону и одним мягким движением присел на корточки.
Боги, какая пластика!
Я не последовала его примеру. По слухам, скорость реакций морока огромна, как и их сила. А я, всего-то, чуть больше чем человек.
— Я — она, — уточнил морок, улыбаясь снизу вверх, — ты можешь называть меня Ингирит. Для нас время течет не так, как для вас. Медленнее. Для меня те дни, когда вы пришли в лес, относительно недавние, а для тебя уже прошли значимые годы. Слова Ината сбылись. Он говорил, ваши жизни изменит то, что произошло тогда. Ты вернулась к нам?
— Нет, — наконец, язык отлип от гортани, — я не вернулась. Это совпадение.
— Совпадений не бывает, — убедительно произнесла тварь Ингирит.
Тогда, я еще не верила в эту неоспоримую истину, поэтому отмахнулась от ее слов:
— Охотник. Я изучаю, насколько лес вторгся в город. И что вы делаете для этого.
Ингирит неожиданно рассмеялась:
— Мы? Ничего. — Люди считают иначе.
— Глупцы, — резко оборвала она меня. — Человечество нам не интересно в большинстве своем. Давным-давно. Мир, частью которого вы являетесь — ужасен. Порочен, гнилостен и жесток. Мы хотим быть как можно дальше от ваших «ценностей».
— Почему? — Вырвалось у меня.
— Потому что вами правит не любовь, а гнев, жадность и нетерпимость. Они — ваши боги! Вы разрушители по сути своей.
Я хмыкнула, не сдержавшись и, почти пугаясь своей наглости, заявила:
— Моя мать погибла из-за разрушенного силового поля, когда дикая флора и фауна затопила наш маленький сектор. Погибли многие. И до сих пор гибнут. Люди далеко не совершенны, да, равнодушны и мелочны. Вы живете в лесу, никто не знает, как вам удалось обосноваться там, где гибнут остальные. Призраки вы или аборигены, а может просто другая форма жизни, я не знаю. Но если вы так могущественны, почему бы не помочь нам? Вы же просто наблюдаете, как мы вымираем. Наблюдаете, как исчезает целый вид, позволяете окружить свое существование нелепыми легендами и страшными домыслами, а на самом деле просто ждете, когда освободиться место? Хотите остаться одни?
Морок меланхолично улыбалась, слушая. Я дико разозлилась, мне показалась, что ее улыбка это признак правдивости звучащих слов. Чудовища!
Мои ноздри раздувались от гнева, пальцы подрагивали. Я хотела пустить в ход оружие, но разумом понимала, скорее всего, я даже не успею до него дотянуться. Тем более, не знаю наверняка, что из слухов о мороках ложь, а что, правда.
— Немножко света осталось, — улыбнулась Ингирит, — Ты мечтательница под суровой маской стража. Прости, Агата, мы не хотим помогать людям. Но точно также, мы не делаем ничего, чтобы навредить им. Столько сотен лет прошло, а человечество так и не научилось примиряться с тем, что его окружает, предпочитая подавлять и уничтожать. Это вами выбранная судьба.
— Моя мать не выбирала. Она пыталась выжить и спасти детей. Накормить, защитить. Чем она провинилась? — Сухо возразила я. Мне ли не знать, как живут обыкновенные люди, а не те, в чьих руках вожжи от «повозки».
— Но ведь ты другая, — блеск глаз Ингирит наводил на нехорошие мысли. Она наслаждалась разговором, а, по сути, ей было наплевать. Морока почему-то интересовали мы с Агатой, но не прочее человечество. Могла ли я упрекать? Сама с пеной у рта защищая людей, верила ли я в то, чем занималась? Еще полчаса назад они меня не волновали. Жизнь всегда заключалась в Алисе, и никто больше равнозначной ценности в моих глазах не имел.
— Ты морочишь меня? — словно очнувшись, пробормотала я. Растерянность была очевидна мне самой. Я не знала, что будет дальше. Страх — чувство, которое возникает спонтанно, порой служит толчком для храбрости, а порой ведет к ужасу.
Мне было страшно. Я находилась рядом с существом, о котором слышала отвратительные вещи, и совершенно не хотела умереть. Кроме того, я думала об Алисе. Бедной, измученной Алисе. Дорогой, любимой Алисе. Моей беззащитной перед будущим сестре. Быть может, меня выдавали глаза или прорывались воспоминания…
Ингирит мягко выпрямилась. Она напоминала лиану. Гибкую, опасную своей нечеловеческой пластичностью. Серебряные глаза смотрели сочувственно:
— Маленькая Агата, — почему-то это прозвучало так ласково, что я даже вздрогнула. Казалось, скажи Ингирит еще хоть слово, я вспомню все, но дымка беспамятства сгустилась, снова пряча тайны прошлого за недосказанностью.
Морок продолжила после минутной паузы. Мне показалось, что в ее голосе слышны оттенки сожаления. Сожаления о чем?
Она сказала:
— Если тебе или Алисе будет нужна помощь, приходи сюда и зови меня так громко, как сможешь. Хотела бы узнать, почему я это говорю? Время изменило тебя. Но оно меняет все. Ты стала видеть то, что научили, верить в то, о чем говорили из года в год. Однако многое совершенно не таково, каким выглядит на первый взгляд. Агата, ты слишком молода и необразованна, мир для тебя — узкая прорезь в стене, из которой видно лишь крошечный кусочек огромного запределья. Когда-нибудь, возможно, ты сумеешь узнать и понять больше. Я помню храбрых малышек, пришедших в наши леса. Они искали фей, чтобы спасти мать. Многое стерлось из памяти, видимо, навсегда, но сердцем ты чувствуешь, кто враг, а кто друг, да? Особенные дети, более сильные и юркие. Открытые миру, не испытывающие ненависти или страха. Лишь любопытство. Теперь, Агата, чувства заменил опыт. Но интуиция, как и прежде, тебя не подводит. Я тоже вижу тени, которые терзают ваши души. Тебе необходима надежда и ты получишь ее. Но промолчи об увиденном сегодня. Ради вас обеих.
Ингирит прижала палец к губам.
И я промолчала об этой встрече. А через месяц Алиса умерла.
Говорить о смерти близкого существа больно. Думать — невыносимо. Но то, что сделала я намного хуже. Сотворила зло из любви. Смирение — стезя не имеющих воли и сил для борьбы — я всегда так думала. Жизнь редко дает нам больше одного шанса, и я хваталась за него, как утопающий за соломинку. Мне не хватило мужества отпустить Алису. В момент ее смерти я была задавлена свалившимся на меня горем, гневом, отчаяньем.
Еще когда начались первые схватки, стало ясно, Алиса не в порядке. Те черные тени, что преследовали нас все эти месяцы, прорвались в реальность. Моя сестра умирала, а я ничего не могла поделать. Марк, в первую очередь, собирался спасать ребенка. Для него вопрос непоколебимости собственной власти являлся приоритетным. Я понимала, чем грозит такой выбор Алисе, и выступала резко против. До комочка плоти, отнимавшего мысли и чувства моей сестры последние месяцы, крошечного эгоиста, чье рождение знаменовало ужасающую потерю, мне не было никакого дела.
Врачи совещались в комнате, пытаясь принять угодное Марку решение. Они пичкали Алису лекарствами, подключали аппаратуру и, слыша мои вопросы, отводили в сторону глаза. Я уже знала о том, что беременность протекала сложно, но вызывать роды до биологического срока Алиса отказалась. Ее упрямство, властолюбие Марка, моя беспомощность…
Она ослабла, но еще не сдавалась. Я чувствовала ее отчаянное желание спасти ребенка. Алиса хотела, чтобы я осталась рядом и верила в нее. Она все время просила заботиться о младенце, а потом стискивала зубы от боли. Ей было труднее смириться с мыслью, что я брошу ее дочь, чем пережить родовые муки. Бедная, храбрая Алиса.
Знаю, она хотела бы, чтобы я находилась рядом, держала ее за руку, не давая утонуть в тумане беспамятства. Но мне легче было сбежать, оправдывая трусость, желанием спасти жизнь. Поэтому я пошла в лес и звала Ингирит, завывая, словно раненое животное. Я не плакала, но, наверное, безумие все же
