Профессор лежал, опрокинув прибор, который стоял возле него, и вытекшая из того жидкость, стекала со стола на пол. Артем и Павел подняли профессора и положили на кушетку. В этот момент, по телевизору, который стоял в углу лаборатории, стали показывать кадры кинохроники, снятые кем-то из операторов. Показывали, как молодые люди в противогазах, вытаскивают бородатого мужчину на улицу. Тот что-то кричит, и пытается защититься, но его сбивают с ног и начинают бить ногами. В этот момент кто-то обливает его водкой и поджигает, а из магазина тем временем, выносят ящики с едой и спиртными напитками и в завершении, в витрины летит несколько бутылок и магазин начинает полыхать. Кадры сменяются другой кинохроникой, снятой в другой стране. Аналогичные события в разных городах мира и опять одна картина ужаснее другой. Мародерство и бесчинства обезумевших людей, не понимающих, что они творят…
—----
— Прошло шесть часов. Скоро полдень. Эпидемия разрастается с невероятной скоростью. Ситуация в Москве, похоже выходит из-под контроля. В институте, нас выживших, совсем немного из числа тех, кто остался со вчерашнего дня. Часть инфицированных накануне, умерла, часть уже в состоянии агонии, остальные, их совсем немного, разбежались, в надежде добраться до дома и узнать о судьбе родных. Час назад перестали работать сотовые телефоны. Сообщили так же, что из-за массовых случаев заболеваний очень много народа просто не вышло на работу. Это стало причиной полной остановки транспорта. Уже дважды гас свет, но выручала автоматика, впрочем, это не надолго, так как есть случаи аварий, которые в любой момент могут привести к непредсказуемым последствиям. Если вырубится электричество… Нет, об этом лучше не думать, потому что тогда конец всему. Город молниеносно останется без тепла, и просто замерзнет. И тогда полный хаос. Впрочем, он уже и так наступил…
— Моя миссия в институте закончилась. Два часа назад скончался профессор Камшицкий. В лаборатории нас осталось трое. Я, Артем и Ольга Николаевна. Решали, что делать и куда идти. Я уговорил всех отправиться ко мне, так как Волин живет на противоположном конце города, Ольга Николаевна тоже не близко. Оба одинокие, а мы решили держаться вместе, чтобы не случилось, поэтому уговорил их двинуть к моим. Единственно что, не решили, как быть, вдруг вирус на нашей одежде или даже на нас, и мы его принесем вместе с собой и заразим моих? Решили, что сначала доберемся, а там будем решать что делать.
— Когда вышли на улицу, я застыл от изумления. Картину, которую нарисовал Артем, я поначалу воспринял, как нереальную. Увидел пару случаев мародерства и решил, что так повсеместно. Однако действительность превзошла все ожидания. На улице практически никого, но витрины сплошь все разбитые. Сожженных машин гораздо больше, чем целых, да и те, стоят с разбитыми стеклами. Группа людей, одетых в противогазы, как только заметила нас, да еще без повязок, подумали, что мы инфицированные и стали кидать в нас бутылки со спиртным и пытаться поджечь. Мы перепугались, но Волин быстро сообразил, и, достав пистолет, сделал пару предупредительных выстрелов. Это охладило их пыл, и они бросились наутек. А мы скорее достали марлевые повязки и нацепили их на себя, чтобы не привлекать внимание. На улице я заметил несколько трупов, то ли убитых, то ли умерших, понять было трудно, впрочем, мы и не стали выяснять. Решили взять первую попавшуюся машину и отправиться ко мне.
— Возле дома притормозили. Во дворе было более или менее спокойно, хотя тишина была чересчур подозрительная. Я посмотрел в окно квартиры, но так и не понял, живы ли мои и дома они или нет. Как назло сотовые не работали, а телефонных карт, чтобы позвонить из автомата, давно ни у кого не было. Хорошо, Артем сообразил, что надо зайти в магазин, там наверняка телефон есть. Так и сделали, прошли за угол, где находилась какая-то контора. Дверь была заперта, и пришлось пройти дальше до ближайшего магазина. Войдя, увидели два трупа. Оба были, скорее всего, убиты, столько крови видеть давно не приходилось. Видимо были приезжими, или их таковыми посчитали те, кто грабил магазин, а потом убивал. По всему магазину валялись сломанные витрины и продукты. Прошли в служебное помещение, где наконец- то нашли телефон. На звонок ответила Лиза. Она тихо произнесла, что все дома, но кажется, все заболели, по крайней мере, отец точно. Я услышал, как она тихо заплакала. Я сообщил об этом своим, и мы бегом бросились ко мне домой.
— Лизок, я с тобой, не бойся, все будет хорошо. Я уверен, — произнес Павел, понимая, что все это лишь простые слова утешения. Он слышал, как она тяжело дышала. Ольга посмотрела на Павла и молча покачала головой, потом взяла за руку и произнесла:
— Видел?
— Что?
— Из окна сифонит, вирус наверняка проник в квартиру с потоком воздуха, и возможно уже давно.
— Сколько у них времени?
— Не знаю, но думаю, что не много. Максимум до вечера.
Как он не сдерживал себя, слеза скатилась по щеке, и он отвернулся, почувствовав, как на плечо легла рука Артема.
— Держись старик.
— Я стараюсь, только у меня плохо получается.
— Верю, и все же.
Они сидели за столом на кухне. Есть не хотелось, и они скорее просто заставили себя хотя бы выпить чая с остатками сухарей и печенья, которые лежали на столе соломенной корзинке. Лиза зашла на кухню. По её лицу было видно, что ей плохо. Но она еще держалась на ногах.
— Паша, ты хотя бы варенья предложил, а то пустой чай с сухарями.
— Все нормально, Елизавета Алексеевна.
Павел обернулся, поднялся и, видя её нездоровое состояние, отвел Лизу в комнату.
Она легла прямо в одежде. Сил совсем не было. Она закашлялась, и, приподняв руку, провела рукой по лицу Павла, тихо произнесла.
— Я счастлива, что смогла найти тебя. Больше всего я боялась умереть, так и не увидев тебя. Знаешь, я только сейчас поняла, как мало надо для счастья человеку. Достаточно только увидеть глаза, руки, лицо любимого. Услышать голос, твой голос, Паша. А теперь, мне ничего не страшно, веришь, ничего. Вот только жаль, что я так и не смогла родить тебе никого. А может это и лучше? Как ты думаешь? Тогда мне было бы тяжелее умирать.
В глазах Павла стояли слезы, и он ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что слова утешения неуместны, да и что он мог сказать, что он тоже безмерно любит Лизу, что не понимает, как он будет без неё, что мир, уходящий вместе с ней, станет пустым и бессмысленным? Ничего этого он не сказал ей, только продолжал смотреть на неё, пытаясь запомнить эти милые сердцу черты. Её улыбку, очарование губ, глаз, бровей, все то, что так мило ему в ней и с каждой минутой, становится ещё дороже.
— Не надо, — произнесла она, и потянулась рукой, чтобы смахнуть катившуюся у него по щеке слезу. Рука не успела дотянуться, как она потеряла сознание.
— Ольга Николаевна, ей плохо, — крикнул он, словно та знала, что можно предпринять, чтобы ей помочь.
Савельева стремительно вошла в комнату и, пощупав пульс, сказала:
— Она держится, но состояние очень тяжелое. Где сумка, которую я взяла с собой из института?
— Там в коридоре.
— Принесите, пожалуйста.
Павел принес сумку. Волин стоял в дверях и смотрел.
— Что вы хотите предпринять?
— Пока не знаю, просто…, слушайте, где её паспорт?
— Паспорт? Зачем вам её паспорт?
— Делайте, что вам говорят, а не задавайте вопросы.
— Сейчас, кажется, лежал у неё в сумке, — Павел достал паспорт и передал его Ольге.
— Так, очень хорошо, третья группа, и у вас, та же, и резус фактор одинаковый. Закатайте рукав, а лучше снимайте рубашку.
