— Не тупая. Самозванка и Елизавета раньше общались. Насколько тесно, судить трудно. Возможно, жили по соседству и даже дружили. Не мешало бы познакомиться с настоящей племянницей.
Я всерьез испугалась:
— Мне не хочется ехать на дачу через Вышний Волочек! Тем более что у нас нет адреса племянницы.
Наташка побарабанила пальцами по рулю, приучая их повиноваться, заглянула в зеркало бокового вида и бессмысленным взглядом уставилась на двух компаньонов, тащивших переходящую двухлитровую емкость с пивом. Им бы остановиться, но они делили содержимое пластиковой бутыли прямо на ходу. В результате один всерьез поперхнулся и закашлялся. Второй, решив спасти бутылек от излишних потрясений, попытался изъять его у товарища. Тот не отдавал, лелея надежду на скорое возвращение к любимому пойлу. Оба отказались от притязаний на емкость в один и тот же момент. И оба одновременно кинулись спасать остатки. Результат лобового столкновения был предсказуем: два осевших на асфальт неудачника, а между ними — пустые хлопоты в виде опрокинутой навзничь и утратившей свое ценное содержание бутылки.
— Еще скажут, что мы сглазили, — забеспокоилась Наташка и отъехала. — Адрес племянницы можно поискать у Ольги в «рыбных деликатесах». Кто пойдет? Ир, перестань корчить рожи! Ты хоть разок смотрелась в зеркало в минуты задумчивости?
— Наверное, — с трудом сообщила я, отрываясь от созерцания двух товарищей по несчастью и собственных, не связанных с этим зрелищем мыслей. — Ты не видела, куда я пристроила записную книжку Инессы?
— Под задницу. Когда загружалась, первым делом швырнула ее на сиденье, а сумку — назад. Только чайник из рук не выпускала. И вытащи из него туфли. Твой Ефимов прав — с организованностью у тебя не важно. Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему.
— Не сочиняй. За чем мне обсуждать чужих мужиков? Выдумала какого-то Ерему…
Я с раздражением вытащила из чайника туфли, швырнула их себе под ноги, а чайник отправила к сумке.
— И в Ольгину двухкомнатную ловушку я не вернусь! Прямо не квартира, а преступная «малина» какая-то. Интересно, кто вылетел из нее последним? Мне почему-то кажется, что наш Чернов. А в Вышний Волочек я все равно не поеду. Пусть туда Чернов катится.
— Между прочим, в Вышнем Волочке нам гораздо безопаснее, чем здесь. Но я туда, пожалуй, тоже не поеду. Что ты возишься? Наклонись вправо по максимуму, я вытащу из-под тебя чужие связи. Не могла в сумку сунуть?
— Не могла. Плохо соображала, что тащила.
— А сейчас дошло. Держи украденное.
— Сейчас дошло. Потому что в записной книжке может храниться главный довод против поездки в Вышний Волочек. Да что ж ты так пихаешься!
— Блин! Сидишь на Москве и Московской области! Мало тебе чужой записной книжки!
Наташка яростно рвала из-под меня карту и отчаянно жалела свою собаку, которой досталась непутевая владелица. После собаки пришел черед мужа, которому досталась непутевая жена. Далее следовало ожидать прилива жалости к сыну. Но тут я слегка подпрыгнула, Наташка вытянула «подложку» и сменила направленность бичевания. Выяснилось, что сидела я не на карте, а на старом журнале. Собака — сама дура, если не может рационально расходовать корм и воду, Борис вообще потерял в командировках совесть, то и дело бросает жену на неуравновешенную приятельницу, которой все равно, куда присесть. И без всякого перехода поинтересовалась, зачем мне чужие телефонные связи.
Я поступила мудро — промолчала. А пусть думает, что меня гложет великая обида. И мучается. На самом деле, меня глодало… Дурацкое выражение. Любопытство меня разбирало. Допустим, настоящая Елизавета в субботу действительно обратилась к Инессе с вопросом, не знает ли она, случайно, куда делась тетя, вызвавшая ее срочной телеграммой. Логично предположить, что перед своим отъездом домой в Вышний Волочек девушка, не надеясь на розыскные мероприятия милиции, оставила Елизавете свои данные с просьбой известить о наличии новых подробностей.
Лихорадочно листая книжку, я просматривала все записи на буквы «Е» (Елизавета), «Л» (Лиза), «П» — (племянница), «О» — (Олина племянница) и так далее, пока не дошло: Инне Александровне не обязательно было записывать телефон Елизаветы в книжку. Скорее всего, девушка принесла ей листочек со своим номером.
Как оказалось, ход своих рассуждений я, нарушив обет молчания, пробормотала вслух. Очень удачно, поскольку, торопясь и нервничая, вытряхнула из записной книжки все приложения. Она сразу же «похудела», а Наташка, прекратив выхлопы своего негодования, подключилась к искусственному отбору нужных сведений. Именно ей и выпала честь обнаружить записку. Имя «Елизавета» было заключено в скобки и значилось сразу же после мобильного номера. На мою долю выпала слава безалаберной, но самой мудрой женщины в Московском регионе.
Скрывать номер своего телефона не было смысла. Интуиция подсказывала, что настоящую Елизавету нам опасаться не стоило. Подсказка действовала ровно до того момента, как я, запихивая, казалось бы, ненужные листочки, клочочки и какие-то квитанции назад в книжку, случайно не обнаружила еще один номер мобильного телефона Елизаветы. Без кавычек. К счастью, быстро сориентировалась. Сверив его с номером, значащимся в Ольгиной записке, моментально определили позывные лже-племянницы.
Здравый смысл отступил под напором неуемной жажды деятельности, основанной на неуемном же любопытстве. Дублируя вслух цифры, я принялась за их набор — загружала телефонную память. Эхом мне вторила Наташка. С ее подачи я дважды сбивалась. В третий раз осечки не было, но я ошибочно отключилась, а затем также ошибочно прозвонилась Наташке. Мы с ней поговорили меньше минуты — просто обменялись любезностями.
— Это пинок судьбы, — пришла к печальному выводу подруга. — Не следует торопиться. Давай отъедем в какое-нибудь тихое место.
— В столице еще остались тихие места?
— Да мы одним колесом почти за городом. Ща остальные подтянем. Что-то я очень волнуюсь. О, смотри-ка! Два полудурка оклемались. Опять тащатся с пивом. Первую флягу уговорили на троих — третьим асфальт был, теперь наполовину поумнели, вдвоем вредить своему здоровью будут. Ищут спокойную гавань.
— Предлагаешь поехать по их следам?
— Ир, последнее время я постоянно замечаю, что общение со мной наносит нашим дружеским отношениям непоправимый урон. Ты превратилась в собирательный образец… образину… Нет, образ. Собираешь все самые отрицательные проявления моего, в общем-то, неплохого характера и, добавив собственного негатива, становишься просто невыносимой. На твоем фоне как-то даже тянет стать лучше и добрее.
— Это не больно, скоро пройдет.
— Ты думаешь? В смысле, ты думаешь вообще, что говоришь? О том, что делаешь, уже не напоминаю. На заднем сиденье валяется доказательство — наглядный электронагревательный прибор. Пример ловкости рук без всякого мошенничества. Кофейку бы… Ты не помнишь, когда мы обедали?
— Та к я звоню?
— Звони. На людях оно, может, и лучше.
6
Внезапно вспыхнувшая надежда на то, что сеанс связи не состоится из-за отсутствия абонента (настоящей Елизаветы) рядом с телефоном, не оправдалась. Я и сама не поняла своего опасения. Затем мне показалось, что ответное «Алло?» прозвучало слишком настороженно. Я невольно прибавила задушевности в голосе и представилась во множественном числе — «хорошими приятельницами вашей тети». — «Вы все ошиблись номером. У меня нет никакой тети, а заодно и дяди», — прозвучало в ответ, и
