сочиняете занимательную историю убийства, в которой всю ответственность за это мокрое дело возлагаете на меня. Таким образом надеетесь заставить меня молчать. Я готов молчать, если вы сообщите мне, где прячется Ульяна и где вы прячете шубу Анастасии. Не думайте, что я забыл ваши откровенные намеки на обнаруженную в вагоне «семейную реликвию».
Олег неожиданно закашлялся, мы с Наташкой получили возможность закрыть рты и обменяться впечатлениями от ультиматума. Без слов. С закрытым ртом не разговоришься. Наташка не очень убедительно повертела пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к вменяемости Олега, я не очень убедительно почесала затылок и кивнула. А Олега заклинило — он продолжал надрываться мучительным кашлем. И в эти минуты был очень похож на свою мать. Физиономия музыканта полыхала маковым цветом. Несколько раз Наталья пыталась занести кулак над его спиной, но пальцы автоматически разжимались, отказываясь от намерения выбить из Олега болезненный клин. Вместе с дурью.
— Рука на этого дурака не поднимается, — перейдя на массаж собственного подбородка, а потому шепелявя, пожаловалась она. — Еще подумает, что пришибить решила. Надо же, как складно насочинял. Особенно про шубу. Я прямо заслушалась.
— Пусть мучается, это его за нас Бог наказал. Не оставил своей милостью двух непутевых теток, — тихо согласилась я, радуясь вновь обретенной способности говорить. — Собственными неправедными словами подавился. С другой стороны, жалко его. Не пытался натравить на нас «мальчиков» Анастасии. А с третьей стороны, опять-таки ради себя старался. Надеется через нас выйти на Ульяну. По-хорошему.
— По-хорошему получается плохо со всех сторон.
— Ну почему же… Пока он надрывается, мы можем вправить ему мозги. Отодвинь от него чашку с остатками чая. Главное, перебивать не будет. Скорее всего, в его больную голову закралось подозрение о нашем тайном сговоре.
— С кем?
— Это надо у него спросить. Может, с Ульяной, которую мы ошибочно считали Настей, а может, с джигитом. Что если этот бойфренд перестал быть для Анастасии френдом и объявил ей бой. Тайный. Не думай, что несу ахинею, ведь ты сама предполагаешь, что Олег не в своем уме. Хуже ему не будет. Придется рассказать болезному почти всю правду. Беда в том, что, в конечном счете, полными дурами выглядим именно мы с тобой, но делать нечего.
Какое-то время я намеренно громко, но без эмоций излагала Олегу «почти всю правду» о цели и результатах нашей поездки в деревню Сидоровку, обернувшуюся морем разливанным проблем. Пошел пятый день с момента отъезда в деревню, и каждый из них знаменателен. По ходу дела вырисовывалась четкая картина событий, немного приукрашенная нашим дурным героизмом.
Кашель Пруткова пошел на убыль, он получил возможность отдышаться и обессиленно откинулся на спинку дивана. Казалось, наш рассказ он воспринимал без особого интереса. Наташку это очень задело.
— Ир, ты, как всегда, права! Вот почему Прутков пытался украсть у нас пистолет! — торжественно заявила она, не глядя на Олега. — Испугался, что именно его дорогая Ульяна прихлопнула мужика в поезде. Ясен месяц, хотела отнять украденную шубу. Добровольно он ее не отдавал. Пальтишко-то было ни к черту. Уважающему себя вору такое не к лицу. Загнал бы мужик шубку по дешевке, прикупил приличный прикид. Джип, например. В нем и убегать от преследователей легче. Прямо по бездорожью. Судя по рекламе, этими вездеходами можно горы свернуть.
Кстати, некоторые, не будем показывать пальцем, — Наташка сделала небрежный жест в мою сторону, — старательно плели Олегу оправдательную паутину! «Ты убил человека в состоянии необходимой обороны! Жену защищал!» Да это именно от нее всем надо защищаться! Одного не пойму, зачем и каким образом она, подлая баба, ухитрилась подсунуть пистолет Кэтьке в холодильник. Закрой рот, Прутков! К тебе у меня тоже вопрос: почему ты, примерный муж и сын, сразу не поехал на дачу к больной матери? Темноты испугался? Слышишь, «сынок»? — Наталья испепеляла взглядом постепенно возрождающегося к нормальному физическому состоянию Пруткова.
— Я и намеревался немедленно ехать к матери, — еле слышно ответил Олег. — Она сама меня отговорила: поздно уже, у нее высокая температура, выпила жаропонижающее, тянет в сон и просыпаться не желательно. Кроме того, Ульяна вполне могла объявиться в квартире. Неподходящее для возвращения на дачу время.
— Вот так растишь, растишь, — вздохнула подруга, — а какая-то молодая профурсетка становится сыночку дороже родной матери. Что ж… Я всегда говорила — ночная кукушка дневную перекукует.
— Ты это о ком кукукаешь? — озадачилась я.
— Свою покойную свекровь жалею.
— А она-то тут при чем?
— Ир, не надо обижать мою покойную свекровь! — В голосе подруги зазвенел металлолом. — Уж она- то в этой истории совершенно ни при чем, царствие ей небесное. Замечательная была женщина. Мне Борис рассказывал. Если бы не ее смертельная болезнь…
— Давай не будем ворошить скорбные события, — торопливо предложила я. — Ты тоже, как всегда, права. Просто я не сразу поняла, на что намекаешь. А вот сей момент дошло, что ты имела в виду. Я ведь и сама об этом задумывалась. На всем протяжении нашего общения с Олегом после инцидента с его задержанием в Кэтькиной квартире он ни разу не вспомнил о своей матери.
— А я на это намекаю? — удивилась Наташка. — Ну, тебе со стороны виднее. Господин Прутков, почему вы не вспоминаете о больной маме?
— Так он тебе и сказал! — фыркнула я. — И не потому, что боится рецидива с кашлем. Просто с его мамой давно все в порядке, он знает о месте ее временного задержания… Тьфу ты, я хотела сказать, залегания. Ему настоящая Анастасия поведала.
Наташка испуганно перекрестилась, я тоже. И очередной раз себя поправила. Имела в виду не временный могильный вариант вечного покоя, а нормальную кровать со всеми прилагающимися к ней удобствами, включая личную безопасность. Где именно находится эта времянка, Олег все равно не рассекретит, потому как слушает только свой внутренний голос. А он ему нашептывает…
— Явная шизофрения! — обрадовалась подруга. — Нормально! В положении Пруткова самый лучший выход — спятить. Он им удачно воспользовался. Интересно, что сейчас говорит психу его внутренний голос про шиншилловую шубу?
— Меня это мало волнует, — отмахнулась я.
— Да меня, в принципе, тоже, ты знаешь, я не материалистка. Просто интересно, почему он пришел за ней именно к нам.
— Потому что прилагательным к шубе является его жена, а она не зря к нам стремилась. Вот он и пытается разобраться — зачем. Иного варианта, как отнять свою шубу у нас, не видит. Я же сама ему сообщила, что без нас он и ту и другую не найдет.
— Да мало ли кто к нам и по какому поводу заглядывает?! Та же прилагаемая к новому купальнику Анастас Иванович. Если Степушка выкинет его в мусоропровод, значит, по нашей наводке? А мы потом шмотку вытащим и зароем… например, в пожарном шкафу.
Я исподтишка показала кулак, вскочила и забегала по комнате. Так легче думается. И подруга, и Олег едва успевали убирать ноги. Остановилась внезапно, с удовольствием отметив, как очередной раз предусмотрительно взметнулись вверх Наташкины тапки. Одобрив бдительность подруги, мягко пояснила:
— Ты все не так понимаешь. Ну посуди сама, в наше купе присоседился вор высокой квалификации, рецидивист со стажем. Скорее всего, именно он украл у Ульяны шубу. Не иначе как для своей любимой «Венеры». Кстати, ее он тоже украл.
— Ну вот вы и раскололись, — оживился Олег. — Работаете в одной связке с уголовником.
— Ир, кажется, наш чахоточный с кашлем весь неприкосновенный запас клеток головного мозга вытряс. От извилин одни тени остались. В вакуумной упаковке. О какой связке он говорит?
— Достаточно тесной! — мрачно отрезал Олег. — Откуда вам известны такие подробности личного плана, как имя любимой женщины убитого? И не ее ли вы не так давно пытались навязать мне? «Жаль, что Венера не бесхозная!» Я уж было решил, что речь идет о планете. Неудачная, так сказать, шутка. Мне ваша шалава не нужна.
