еще ниже.
— Ага, заблудились, — не оглядываясь, согласилась я. — Как во времени, так и в пространстве. Стихотворение из девятнадцатого века, а сами мы из двадцатого с забегом в двадцать первый. Дети переходного периода от социализма к…
— … плохо обеспеченной старости, — вежливо подсказала Наташка. Слава творцу, оттаяла. — Не знаете, как пройти к железнодорожной станции?
— До нее километров пять, — сухо информировал мистер Икс. — Есть другой, более приемлемый вариант: добраться до Киевского шоссе. Отсюда около километра. Там остановка рейсового автобуса. Вам в Москву?
— Спасибо, нам домой. Ир, готовь нашего Сусанина к выходу. Особо распрямлять не старайся, лишь бы носом во время движения не тормозил. Вот говорила же ему, не стоит увлекаться частым просмотром рекламных роликов. Такая зараза! Любой дурак знает, что дурной пример заразителен. Теперь без конца копирует рекламного деда, который молодость вспомнил. Только без роликов. Молодой еще, глупый.
— А как же вы сюда забрались?
Вопрос мужчины так и сочился недоверием и издевкой. Я многозначительно протянула «Ну-у-у…» и туманно сослалась на судьбу. Просто заполнила неловкую паузу, пока Наташка готовилась к блицкригу. Похоже, незнакомец перешел к тактике скоротечной вопросной войны. Подруга отвела затуманившийся взгляд от леса, шаркнула левой ногой и, глядя на собеседника поверх моей головы, поинтересовалась:
— А вам какое дело? Ириша, отойди в сторонку и займись нашим «каликой перехожим». Я тебе помогу.
Отказаться от помощи я не успела и, благодаря рукотворному напутствию Натальи, едва не снесла Пруткова на обочину. Соображал он неплохо. Под моим прикрытием, болезненно хватаясь за спину, немного распрямился и развернулся в обратном направлении. Я усиленно сдувала с его дубленки отсутствующие снежинки, ругая при этом залетную моль.
— К бабке-целительнице везли человека, — с довольной улыбкой пояснила Наташка, не давая незнакомцу открыть рот. — Таксист гадом оказался, черт знает куда завез и бросил. А ведь уверял, что знает дорогу как свои пять пальцев. Поди догадайся, что он только до пяти может считать. Вы что, здесь живете?
— Да. До трассы могу подвезти.
Голос собеседника потеплел, и я рискнула взглянуть на него. Ничего особенного. Во всяком случае, на непробиваемую стену совсем не похож. Выглядит лет на тридцать пять — сорок. Белобрысый, лицо простецое, вполне добродушное, располагающее, так сказать. Глаза… непонятно, какого у него цвета глаза. Но руки мерзнут, как у нормального человека, поэтому и сунул их в карманы куртки. Определенно, мы незнакомы, но тогда почему же мне кажется, что я его где-то видела?
— «Как хороши, как свежи…» — неосознанно вернулась я к творению Тургенева. В отличие от безвременно почившей в бозе женщины, которой он его посвятил, оно бессмертно.
— Да ладно тебе, Ир, клеймить позором голодных коз! — вскинулась Наташка. — Не от хорошей же жизни они сожрали твои розы. Спасибо, молодой человек. Будьте так любезны, подвезите нас до трассы. С братом проблем не будет, он складывается, как раскладушка. А далеко ваша машина?
— Рядом. Самый крайний участок. Пойдете со мной или здесь подождете?
Зачем, собственно говоря, спрашивал? И так ясно, что не пойдем. С таким-то балластом, как сгорбленный Прутков! Альтернатива, продиктованная долгом вежливости? Или считает состояние Пруткова притворством?
— Подождем, — с готовностью заявила Наташка. Как же мы неслись к своей «Таврии»! Несмотря на хромоту и согбенное положение тела, лидировал «калика перехожий». Создавалось впечатление, что шел на таран. Так вошел в роль, что забыл распрямиться. Хорошо хоть поостыл на морозе, желание громить стеклопакеты Мусалова пропало.
К месту парковки «Таврии» мы свернули очень своевременно. Незнакомец со своим предложением о помощи не задержался. Но, на мой взгляд, повел себя странно. Заметив наше отсутствие на дороге, казалось, должен был обрадоваться и вернуться обратно, зачем ему лишние хлопоты. А он совсем не логично и на приличной скорости рванул дальше — нас догонять. На повороте машину занесло, она противно взвизгнула. Это походило на преследование с целью… А кто его знает, с какой целью он несся за нами. Не гнаться же теперь за ним для выяснения. Мне не понравилось уже то, что его машина совсем недавно была третьей по счету среди тех, с мигалками…
Загрузившись в «Таврию», которую время от времени любовно называем «Ставридой», мы покатили дальше другой дорогой. Мир тесен, куда-нибудь выведет. Менее чем через десять минут, убедились в правильности своего предположения. В результате прикатили на железнодорожную станцию, где нам толково объяснили, как добраться до бетонки, от нее до Минского шоссе рукой подать. Воодушевленная таким результатом Наташка восторженно помянула былое — «Как хороши, как свежи были розы»! Ко мне неожиданно вернулась память, и я радостно продекламировала все стихотворение целиком, включая печальный конец:
Восторга у подруги как не бывало.
— Ну и чему ты радуешься, дурында? Вот обязательно надо под руку какую-нибудь гадость сказать! Козий вариант меня больше устраивал. Хватит нам читать заупокойные вирши. Хорошо, хоть на пути ни одного кладбища не видно. Уж вечер близится, я бы ни за что мимо не поехала. Олег, ты что там молчишь?
— Спина-а-а… — голосом рекламного деда пожаловался Прутков.
— Правда, что ли? Это тебя Иркино выступление добило. Ты слишком вошел в образ. Ир, займись делом, вытащи из бардачка аптечку и дай ему таблетку диклофенака. Или «дихлофенака»? Все время путаю одну букву. Сильное средство, но вреда от него меньше, чем от тебя.
— Его, случайно, не из дихлофоса делают? — попытался пошутить Прутков, в ответ я тоже пошутила — мы обязательно уточним это у патологоанатома. Перебирая упаковки с лекарствами, как бы между прочим, поинтересовалась у юмориста именем белобрысого незнакомца. «Дихлофосная» шутка натолкнула меня на новое решение старой задачи.
— Фига себе! — мигом среагировала Наташка. Можно подумать, ее спрашивают.
— Да не фига! — строго осекла я подругу. — Помнишь запах от газового баллончика в квартире Прутковых?
— У меня нет провалов в памяти. Это был слезоточивый газ, но нас в коридоре не проняло. Хорошо, хоть не довелось им «насладиться». Так что я не в обиде. Даже не знаю, с какой гадостью сравнить.
— Не важно. Вчерашним вечером сиганувшая из Прутковского окна «белобрысость» неслась за нами по скверу, обгоняя собачью свору. Вот только не лаяла. Я его по фигуре и куртке опознала. Не приведи, господи, если и он меня по таким же приметам запомнил, только вида не подал. Господин Прутков тоже сталкивался с ним раньше. Думаешь, почему он, страус неоперившийся, согнулся перед мужиком в три погибели? Из скромности? Стеснялся демонстрировать свою разбитую физиономию? Да ничего подобного. На самом деле он боялся быть узнанным белобрысым!
— Я забыл вытащить из сугроба очки, — посетовал Прутков.
— Весной прорастут, летом заплодоносят, — отрезала я. — Не уходи от темы.
— И не надо мне никакой таблетки, — пошел Олег на шантаж. — Поболит и перестанет.
— Да кто ж тебе теперь ее даст? — ласково пропела Наташка. — Пытать будем. Ир, убери аптечку, а то все содержимое на пол вывалишь. Ты, болезный, правду-то от боевых подруг не скрывай.
— А я и не скрываю. Просто не совсем уверен, что не ошибаюсь. Видел похожего типа всего один раз,
