Когда они вылезли из такси перед особняком Дункана, падал густой снег и Пола оперлась на руку мужа, пока они поднимались по ступеням, ведущим к двери. Майлз позвонил и жестом обратил внимание жены на фасад дома.
— Ну как?
— Очень красивый дом. Эли — его владелец?
— Да.
— Наверное, он стоит целое состояние.
— Он и сам стоит состояния. Кроме четверти миллиона в год, причитающихся ему на проценты от проданных пластинок и за сольные концерты, он сколотил почти четыре миллиона в безналоговых муниципальных акциях. Конечно, кое-что из этого он унаследовал от жены, но все же ясно, что игра на фортепиано может приносить деньги.
— Когда умерла его жена?
— Почти двадцать лет назад. Скоро ты увидишь Беннета, дворецкого, своей чопорностью затмевающего любого английского лорда.
Дверь открыл Беннет. «Как прекрасно, что кое-кто все еще имеет дворецких!» — подумала Пола, не теряющая интереса к «хорошей жизни», доступной в случае удачной карьеры Майлза. Отдав Беннету пальто и сменив обувь, они вошли в гостиную, где находилась дюжина элегантных мужчин и женщин, размещавшихся парами и тройками напоминающих изящные статуэтки работы Джакометти.
Пола просто упивалась этой сценой. Вскоре к ним с улыбкой подошла Роксанна и протянула руку.
— Полагаю, вы — Пола, — заметила она низким теплым голосом. — Роксанна де Ланкрэ. Я в восторге от вашего появления.
— На Роксанне было черное атласное платье в стиле 30-х годов, выгодно подчеркивающее преимущества фигуры. Кожа обнаженных плеч, рук и груди казалась на фоне черного атласа белой словно алебастр; с ее руки свисал кроваво-красный рубиновый браслет. От нее веяло зрелостью, опережающей возраст, легко дающимся очарованием и сдержанной чувственностью. Несмотря на играющую на губах тонкую улыбку, ее фиалковые глаза оставались холодными, и Пола согласилась про себя с замечанием мужа о том, что Роксанна «замораживает» собеседника.
Хозяйка провела их по гостиной, знакомя с гостями. Среди них были: британский посол в ООН с женой, президент одного из крупнейших в стране банков, один из вице-президентов фирмы «Ар-си-эй Виктор», записям на которой отдавал предпочтение Дункан, моднейший музыкальный режиссер с Бродвея, Филип Розен — дружелюбный, лысый и предпочитающий трубку менеджер Дункана, госпожа Агата Ренфру — английская пианистка, принцесса Ина Андраши — шотландская красавица, заполучившая от первых двух мужей дома в Акапулько, Сардинии и Париже, и, наконец, сам Дункан Эли.
Пола удивилась приветливому энтузиазму, с которым ее приветствовал Дункан. Он сжал ей руку и сказал:
— Вот женщина, которую я разбудил телефонным звонком в прошлую субботу.
— Как вы догадались? — улыбнулась Пола. — Вроде бы, я чирикала, словно бодрый воробышек.
— Я не открою вам тайну моей догадки, но поверьте на слово: просто догадался. Вы — симпатичны, Майлз был прав. Роксанна, позаботься о нем, а я хочу побеседовать с его хорошенькой женой. Хотите что- нибудь выпить?
— Пожалуй, шерри. Если есть — Манцаниллу.
— Боюсь, мы не такие любители шерри. Все, что у нас есть — Олоросо.
Пола не любила сладкий шерри, особенно перед ужином, но приняла напиток. Пока Роксанна и Майлз разговаривали с принцессой Андраши и Филипом Розеном, Дункан подвел Полу к белому креслу. Присев рядом, он наклонился поближе. В нем чувствовалась способность полностью концентрироваться на собеседнике — или же притворяться, что он это делает. Пола заметила, что глаза у него были фиалковыми, как у дочери и, как у дочери и, как ни странно, тоже холодными.
— Не могу передать, насколько рад был познакомиться с вашим мужем. Я редко даю интервью, но в тот раз сделал это с удовольствием. Он мне ужасно понравился: прекрасный юноша и огромный музыкальный талант. Нас, старых «боевых лошадок», больше всего волнуют поиски талантов среди молодежи.
Пола недоумевала, с какой стати талант Майлза показался ему выдающимся, когда целый ряд критиков нашел его крайне заурядным.
— Спасибо за добрые слова, мистер Эли. Но я предпочитаю отдать первенство литературному дарованию Майлза.
— Возможно. Я не читал ни единой его работы, но уверен — они великолепны. Впрочем, извините за музыкальное отвлечение. Расскажите-ка о себе: все-все. Я ужасно любопытен и люблю узнавать о людях все, что можно. Вы — не уроженка Нью-Йорка, чувствую по акценту. Массачусетс?
— Почти. Коннектикут.
— Хартфорд?
— Точно, профессор Хиггинс.
Дункан Эли был не просто любопытен, он походил на Великого инквизитора. Во время ужина — оказавшегося восхитительным — он вытягивал из Полы информацию с юмором и тактом, исключавшими какое-либо недовольство собеседницы. Хотя Пола ощущала неловкость, она рассказывала и рассказывала о своих, ныне покойных родителях, о детстве, учебе, встрече с Майлзом и их женитьбе. Затем наступила очередь Эбби, магазина, друзей, наклонностей, политики и еще — об их намерении завести второго ребенка… К тому времени, как они поднялись и вновь перешли в гостиную, где подавали брэнди и кофе Пола выложила все, и, не удержавшись, заметила:
— Я чувствую себя несколько обиженной.
— Почему?
— Вы знаете обо мне все, а я о вас — ничего.
— Этому трюку не трудно научиться под старость, — улыбнулся он. — Впрочем, можете прочитать обо мне в статье мужа и узнать то, что вас интересует. То есть, голые факты. А если хотите узнать по- настоящему, послушайте мою игру. Моя музыка — это я, а мое «я» — в музыке. Вообще, я очень простой человек. Брэнди.
Пола, напротив чувствовала, что он весьма — сложная личность, пытающаяся выдать себя за простака. Ее не покидало странное ощущение, что своими расспросами он преследовал некую хитроумную цель, не ограничивающуюся обычным интересом к партнерше по ужину. Да, хитроумную цель. Она решила, что Дункан Эли — хитроумный человек.
Место Майлза за ужином было рядом с Роксанной. Сейчас он присоединился к сидящей на длинном диване жене.
— Как ты находишь угощение? — прошептал он. Она заметила, что от него пахнет вином и надеялась, что это не повлияет на его игру.
— Джулия Чайлд упала бы в обморок от восторга.
— А Романи-Конти! Знаешь, сколько такая штука стоит?
— Я знаю, что тебе следует выпить кофе, иначе ты испортишь музыкальную часть. О чем вы так мило беседовали с Роксанной?
— О, она задала массу вопросов, касающихся меня. Ты понимаешь.
— Понимаю. Большой Папа тоже пропустил меня через мясорубку. Тебе не кажется, что они — шпионы или что-то в этом роде?
— Определенно. Агенты, пытающиеся выяснить, каким образом мы ввозим в страну контрабандный гашиш. Тс-с-с! Маэстро собирается играть.
По обычаю, заведенному в доме Дунканом, он всегда играл после ужина. Когда гостям подали брэнди и кофе, он приблизился к левому «Стейнвэю» и уселся за него. Гости наблюдали в манере истинных меломанов, приглашенных на музыкальный пир.
— Обычно мы начинаем с Баха и заканчиваем Стравинским, — заметил хозяин. — Но сегодня вечером я пересмотрел эту последовательность. Впрочем, я не собираюсь исполнять ничего современного:
