можно быстрее. Если откладывать, я никогда этого не сделаю. — Просто это больше не для меня.
Ксавьер наморщил лоб.
— Что это?
— Это, — снова повторила я, указывая рукой на пространство между нами. — Я хочу сказать, что мы с тобой… слишком разные.
Он удивленно поднял брови.
— Надеюсь, ты права, — улыбнулся он. — Будь это не так, мне было бы чертовски трудно целовать тебя.
— Я серьезно! — рявкнула я.
Он понял, что это так.
— Хорошо. В чем дело?
— Ни в чем, — ответила я. — Просто я не могу продолжать это.
— Что это?
— Быть с тобой.
Ксавьер замер.
— Почему? — спросил он наконец.
— Просто… не могу, и все.
— Нет, — отрезал Ксавьер, на этот раз всерьез рассердившись. — Никаких «просто». Скажи мне, что происходит.
Выходя за дверь, я отлично знала, что так оно и будет. Я знала, что если я скажу, что не люблю его, он не поверит. И тем более не поверит, если я совру, что люблю кого-то другого. Но я не могла сказать ему, что мои родители не одобряют наши отношения, поскольку в этом случае Ксавьер просто придумал бы какой-нибудь способ видеться со мной втайне от них. Или ждал бы, что я ослушаюсь, а я не могла этого сделать. И не могла видеть боль в его глазах, когда я буду снова и снова выбирать их, а не его. Поэтому я сделала единственное, на что у меня хватило ума. Я сказала ему правду, но самым грубым, грязным и нечестным способом, какой только смогла придумать.
— Это все слишком странно, Ксавьер, — сказала я. — Понимаешь, мы… Я ведь выросла с тобой. Я меняла тебе памперсы, в конце концов! Это просто… мы с тобой как брат и сестра или… или… — Я не сумела продолжить эту мысль, поэтому бросила ее недосказанной.
— Вчера вечером тебе это не казалось странным. Что же случилось с тех пор?
— Ничего! — выпалила я, пожалуй, чересчур поспешно. — Прошлой ночью я была так счастлива… и так устала, что мне просто не хотелось ничего менять. Но я уже тогда знала… — Тут я испугалась, что он услышит фальшь в моем голосе, поэтому опять не стала продолжать. — Просто я всегда была настолько старше тебя, что привыкла постоянно присматривать за тобой, заботиться. Ты даже рассказывал мне о своей первой любви!
— Нет, не рассказывал, — тихо сказал Ксавьер. — Это была вторая или третья влюбленность. Но моей первой любовью была ты.
— Вот видишь? — воскликнула я, с радостью хватаясь за его признание. — Это просто не по- настоящему, понимаешь? Все это… просто исполнение детской мечты. Нам обоим это не нужно.
— Роуз, что ты говоришь?
Я не могла посмотреть ему в лицо. Я не хотела видеть потрясенный взгляд, который выжгла там. Но я слышала дрожь и плохо скрытую панику в его голосе и надеялась, что мой собственный голос не так сильно выдает меня.
— Я говорю, что мы больше не можем быть вместе, — выговорила я. — Я говорю, что это неправильно.
— Неправильно?..
Я знала, о чем он подумал. Это было самым правильным на свете. Когда мы с ним были вместе, казалось, что весь мир исправляется, становясь таким, каким должен быть.
— Нет. — Я надеялась, он не услышит, с каким трудом я выдавила из себя это слово. Все. Я сделала глубокий вдох. Мне нужно было уходить. Я больше ни секунды не могла этого выдержать. — Прощай, Ксавьер, — прошептала я и сделала шаг на лужайку.
Никогда еще дверь моего дома не казалась такой далекой. Шаг. Второй. Третий. Четвертый. Я досчитала до шести, прежде чем Ксавьер схватил меня сзади за плечи и развернул к себе.
— Нет! — Он встряхнул меня. — Нет! Я не согласен! Какое мне дело до того, что люди считают правильным или неправильным? Мы с тобой никакие не ошибки природы! Ты и я, мы с тобой — кому от этого плохо? Кто смеет сказать, что мы делаем что-то плохое? Мы с тобой никакие не брат и сестра, у нас даже возраст разный! И ты не виновата в том, что тебе потребовалось столько лет, чтобы вырасти!
— Нет, виновата, — прошептала я.
Заткнись! — в бешенстве закричал он. — Прекрати делать это с собой, прекрати постоянно во всем винить себя! Я ненавижу этих вампиров, с которыми ты живешь, ненавижу! Они по капле высосали из тебя все чувство самоуважения, все достоинство, всю нормальность! Кроме меня, тебя никто никогда не поймет! У тебя никогда никого не будет, неужели ты не понимаешь? Никого!
Он сорвался, и теперь я могла использовать это против него. Я ненавидела себя за это, но так было нужно. И я бросила ему в лицо:
— Да кто ты такой, чтобы говорить мне, будто я ничего не стою? — презрительно спросила я. — Я могу сделать все, что захочу, и получить любого, кого пожелаю! В отличие от тебя, застрявшего на своей щенячьей детской влюбленности. Подрасти! Отвяжись от меня. Я стою десятерых таких, как ты! — С этими словами я оттолкнула его, и Ксавьер, несмотря на всю свою силу, отпустил меня.
Сорвавшись с места, я бросилась к двери, словно за мной гнались псы из преисподней. Эти псы были уже у меня внутри, опустошая сердце, я чувствовала, как они раздирают клыками мою грудь.
Я с такой силой рванула дверь, что едва удержалась на ногах. Но в краткий миг перед тем, как дверь распахнулась, Ксавьер снова оказался у меня за спиной.
— Подожди, — сказал он.
— Нет. — Я понимала, что больше не выдержу.
Но Ксавьер взял меня за голову и медленно повернул к себе. Я не хотела видеть его лица.
Каждое мгновение перед этой дверью было для меня пыткой.
Пожалуйста, Роуз, — прошептал Ксавьер, а потом склонил голову ко мне, и мы слились в последнем поцелуе.
Я чувствовала боль, ярость, отчаяние и гнев, разрывавшие его изнутри. А я больше не могла сдерживаться. Я была опустошена, и все, что имело для меня значение в этом мире, вытекало из меня, улетало прочь, спасаясь, словно из горящего дома, в убежище этого последнего поцелуя. Этим темным, мучительным поцелуем Ксавьер забрал у меня душу и спрятал у себя. Краткая вечность повисла между нами, когда Ксавьер оторвался от меня. Его нос прижимался к моему носу. Я чувствовала его дыхание на своих губах, словно он никак не мог собраться с силами оторваться от меня навсегда. Я не смогла открыть глаз, когда он оставил меня. Я не хотела никогда больше видеть его лицо.
— Знай, что я люблю тебя и всегда буду любить, — вот и все, что он сказал мне.
Я хотела ответить ему тем же, но дверь уже распахнулась передо мной, и я рухнула в сплошную черноту. Ослепнув от слез, я с трудом нашла дорогу в свою квартиру. Мама и папа уже уехали, а Оса ушла навсегда. Я добрела до своей кровати и затихла там, неподвижно, словно в стазисе.
* * *
— Мамочка, отправь меня в стазис, — прорыдала я, когда родители вернулись домой.
— Нет, дорогая, — сказала она, вытирая мне слезы. Они лились так долго и так обильно, что в них уже не осталось привкуса соли. Мамочка крепко обняла меня. — Ты поступила правильно, детка. Я очень горжусь моей девочкой.
Я не знала, что сказать. Когда Ксавьер говорил этими словами о моей победе, я была ему благодарна. Но когда мама сказала так о том, что я сделала, мне захотелось умереть.
— Пожалуйста, — взмолилась я. — Я не хочу больше чувствовать себя так, как сейчас.
