– Игорь Михайлович, все эти датчики, система допуска. Для вас это все мишура, ведь так?
Губы старика раздвинулись в улыбке. Виктор скосил глаза и увидел, как ладонь профессора, чуть задержавшись на стекле сенсора, вдавилась глубже, погрузилась в поверхность.
– Да, мне это ни к чему.
Ковалев сделал шаг и погрузился в стену по плечо.
– Так зачем вам такие сложности? Те, кто допущен к проекту, знают о вашей… особенности. Зачем маскарад?
– Это не для посторонних, – ответил профессор, – я сдерживаюсь для себя. Пока еще нужно оставаться человеком.
Виктор коротко бросил:
– Я рад, что вы на нашей стороне.
– Я не на вашей стороне, – сказал Ковалев, снова улыбнувшись, – это вы на моей стороне. Надеюсь, так и останется. Передай руководству, что не стоит зря мучить опытами животных и за людей пусть не думают браться, не получится. Еще рано.
Профессор скрылся по ту сторону стальной двери, а Виктор, хмурый и озадаченный, двинулся к себе.
Цветаев вошел в зал с возвышающейся кафедрой и рядами кресел. Огляделся. С десяток респектабельно одетых людей – почти все министры и высокопоставленные чиновники. В отдалении ото всех сидят Ковалев и приставленный к нему куратор – Виктор Рыкалов. Цветаев встретился с Ковалевым взглядом, выдержал, вздернул подбородок и двинулся к первому ряду кресел.
Навстречу поднялся лысоватый и полный человек.
– Дмитрий Алексеевич, – обратился он медовым голосом к Цветаеву, – поднимайтесь сразу за кафедру. Мы ознакомились с вашим докладом, признаться, он очень неоднозначен, думаю, многие хотели бы задать вопросы касательно ваших выводов. Прошу.
Он взял Цветаева под локоть, другой рукой указал в сторону кафедры. Расположившись, Цветаев оглядел лица присутствующих и понял, что этот бой ему не выиграть. Видно, что доклад не произвел нужного впечатления. Они не поняли всей серьезности вопроса, не поняли последствий остановки биогенеза вида гомо сапиенс. Да и куда им понять, для них главное – нажива, личная выгода и возможность как можно дольше пользоваться этой выгодой. А бессмертие, что дадут нанороботы Ковалева, даст им много времени.
Цветаев отвечал на вопросы без энтузиазма. Да и вопросы, по своей сути, глупы и наивны.
– Значит, вы полагаете, что радикальное продление жизни вызовет такие проблемы, как перенаселение и связанные с ним голод и социальные конфликты?
– Я частично затронул эту тему, – ответил Цветаев, – если вы внимательно изучили мой доклад, то должны были понять, что эти проблемы, по сути, мелочь в сравнении с проблемой биологического и социального развития человека.
– Поясните.
– Перенаселения, естественно, не будет, мы с вами это прекрасно понимаем. Но в этом и проблема. С увеличением продолжительности жизни в связи с внедрением медицинских технологий профессора Ковалева пойдет на спад рождаемость. Бессмертным дети не нужны…
– О бессмертии речи не идет, – прервал худощавый, с орлиным носом, господин из третьего ряда.
– Я образно. Хотя, думаю, вы понимаете, что постановка задачи бессмертия – это только вопрос времени, после того как будет осуществлен первый этап. С биологической точки зрения, человек как носитель разума движется по спирали усложнения. Явление смерти здесь выступает катализатором развития, убирая старый генетический материал, как бы жестоко это ни звучало, и заменяя его новым. Это естественный процесс, созданный природой, чтобы освобождать место для новых особей. Более развитых, более приспособленных. Я, как специалист в области биогенеза, могу с уверенностью сказать, что если упадет смертность, упадет и рождаемость. Это можно видеть даже сейчас по странам Европы. Если упадет рождаемость, прервется механизм накопления изменений. Я говорю не только о биологических изменениях и эволюции, застой возникнет и в социальной сфере, и в когнитивной. Не будет появляться новых идей, так как не будет появляться новых людей. Наступит кризис.
Цветаев разгорячился, щеки заалели, взгляд стал злым. Руки профессора сжали края кафедры. Он говорил рьяно, сильно, убежденно. Но по глазам слушателей видел, что держат его за придурка. И все это мероприятие – фарс, представление, нужное лишь для галочки, мол, выслушали оппозицию, крупного специалиста, имеющего альтернативное мнение. Выслушали и учли его мнение. Но понятно же, что уже все решено. Уже составлена программа, над которой работали сотни лучших аналитиков. Расписан бюджет. Уже наверняка поступили заказы в различные лаборатории и цеха на поставку нужного количества оборудования. Уже разосланы директивы в федеральные округа и муниципальные районы. Жернова государственной машины закрутились, их не остановить. Разве что если остановить источник этого движения.
По окончании доклада Цветаев спустился к креслам. К нему подходили, благодарили за интереснейший доклад и превосходное освещение проблемы. Пожимали ладонь, хлопали по плечам и с безразличным видом расходились.
Наконец в зале остались лишь Цветаев, Ковалев и его куратор. Ковалев и Виктор поднялись, подошли к Цветаеву.
– Дима, чего ты хочешь добиться? – спросил Ковалев, глядя в глаза бывшему соратнику. – Ты же понимаешь, что это тщетно? Человечество долго шло к этому, бессмертие – это извечная мечта.
– Она идет вразрез с законами природы, – отрезал Цветаев, – как вы этого не понимаете?
Ковалев усмехнулся:
– Нет законов, есть лишь объективные процессы и система причин и следствий. Все произойдет рано или поздно. Это было предопределено, еще когда человек из любопытства потер кусок янтаря о шерсть и увидел искры статического электричества. Одно явление или открытие влечет за собой цепочку других явлений и открытий. Каждое изобретение расширяет горизонт дозволенного и способного быть осмысленным человеческим умом. На пути от феномена статического электричества до создания наномеханизмов лежит много звеньев, быть может, даже с первого взгляда и не имеющих отношения к конечному результату, но все они не могли не быть изобретенными рано или поздно в той или иной конфигурации.
Цветаев покачал головой, взгляд устремился в пустоту, стал бесцельным.
– Это безумие, – пробубнил биолог, – нельзя человека лишать биологической основы…
– А никто и не лишает, – заверил Ковалев, – большинство останется на том же уровне, что и сейчас, лишь нанороботы в крови будут поддерживать абсолютное здоровье. Разве это плохо, Дима?
Профессор Цветаев наконец сфокусировал взгляд на лице Ковалева, их взгляды схлестнулись. Ковалев смотрит спокойно, даже холодно, взгляд Цветаева бьет, как боевой лазер.
– Ты сам сказал, – процедил Цветаев, – что одни открытия неотвратимо ведут к другим, одни действия порождают другие. Что породят эти твои «нанороботы в крови»? Звеном в какой цепочке они станут? Думаю, ты знаешь, не можешь не знать, раз даже я это понимаю. Человечество перестанет существовать. Да, откажутся от биологической основы лишь единицы, основная масса просто побоится. Но с каждым прожитым годом они будут все больше свыкаться с изменениями в своих телах. Нанороботы в крови станут обыденностью. Затем станет обыденностью электронная начинка в мозгах, как когда-то стали обыденными компьютеры и мобильники. Потом от тел будет оставаться все меньше и меньше биологического: внутренняя микрофлора, биохимия, гормональное регулирование, инстинкты, эмоции, все это будет постепенно исчезать, не отрицай, ты прекрасно это понимаешь. И в итоге человек станет роботом. Все человечество станет совокупностью роботов. Без эмоций, без желаний, без целей.
Ковалев покачал головой.
– Ты ошибаешься. Не роботами. Поверь, я вижу. Ты зациклен на биологических основах, но разум может существовать и без них. Разум обязан существовать без них! Чистый, не замутненный инстинктами, не подчиняющийся химическому составу крови и концентрации тех или иных гормонов в ней. Не зависящий от погоды за окном и магнитных бурь на Солнце. Разум не останется без целей, которые сейчас нам диктует наша животная основа. Цели будут, но будут иного уровня, не животного.
