путем.
В эти годы владыка Леонид сумел сохранить для нас живое предание Церкви в тайнике своего сердца.
Когда владыка приехал в Латвию, ему было 53 года.
Лев Львович Поляков родился 19 февраля 1913 года в СанктПетербурге в семье врача. Он осиротел, когда ему было четыре дня. Его мать, Ольга, сказала своей сестре Елизавете: «Лиза, я чувствую, что умру, ты его не оставь» (как Рахиль, которая, рождая Вениамина, когда душа ее оставляла тело, успела дать ему имя Бен Они, что значит — сын моей силы).
Несмотря на страдания, которые привели ее к смерти, мать владыки дала ему жизнь и любовь. Все люди, общавшиеся с владыкой, принимая его любовь, как бы принимали любовь его матери. Это напоминает последние минуты жизни Иисуса Христа, Который, умирая на Кресте, передал Иоанну Богослову Свою Мать, сказав, чтобы он заботился о Ней.
Во владыке было что?то материнское в отношении к людям. Он переживал за людей так, будто он их родил. Он очень беспокоился за одного священника, который пил. Встречаясь с ним, он плакал и молчал, а потом говорил: «Ты себя убиваешь». Так только мать может болеть за свое чадо.
Владыка всегда был доступен людям, внимателен к ним, они имели возможность открыть ему свою душу и получить нужный совет. Во вторник и пятницу с 10:00 до 14:00 каждый мог прийти к нему в епархиальный кабинет. Однажды он спрашивал о здоровье своего посетителя, и тот почувствовал, что это был вопрос не светской вежливости, а заботливого врача. «Он участливо кивнул головой, когда я сказал о своих немощах, и я понял и ощутил, что он взял меня в свою молитву», — так вспоминал свое общение с владыкой его духовный сын.
Владыка унаследовал профессию отца. По окончании школы учился в Ленинградском медицинском педиатрическом институте. По окончании института с 1939 года работал врачом–терапевтом. Когда началась Советско–финляндская война 1939–1940 годов, а затем Великая Отечественная, молодой врач ушел на фронт и работал хирургом. Он спас жизнь многим людям. За самоотверженный труд получил четыре правительственные награды — ордена и медали.
Потом он почувствовал в себе призыв на новое служение — пастырское. 13 ноября 1949 года в ленинградском Свято–Владимирском соборе митрополитом Ленинградским и Новгородским Григорием (Чуковым) он был рукоположен во диакона, а 20 ноября — во иерея. Отец Леонид начал служить в ленинградских храмах. Затем совершалось его восхождение на новые ступени архиерейского служения: хиротония во епископа (1959 г.), возведение в сан архиепископа (1962 г.) и митрополита (1979 г.).
Владыка ежегодно объезжал всю епархию — около 120 приходов. Везде подробно интересовался отоплением храмов, ибо во многих храмах отопления не было, просил состоятельные храмы помочь бедным приходам.
Так как наш Карсавский приход был немногочислен и беден, владыка всегда старался чем?нибудь помочь. Зная как врач о пользе козьего молока, он благословил привезти из Пустыньки несколько молодых коз. Во двор въехала монастырская машина, в окнах которой вместо людей показались козьи мордочки. Все встречавшие смеялись и умилялись.
Владыка проявил особое внимание и любовь к своей тете Елизавете, которая воспитывала его, сироту, заменив ему умершую мать. Он взял ее из Ленинграда к себе в Ригу, и она жила в его покоях. Она была очень добрая, образованная, училась вместе с сестрой Ольгой в Смольном. Владыка и она всегда были вместе, как мать с сыном. Если иногда его долго не было, спрашивала: «Где владыка?» Она тяжело болела — сердце. Каждый день вызывали «скорую помощь». Владыка постриг ее в схиму с именем Паисия. (Он глубоко почитал старца Паисия Величковского, защитил магистерскую диссертацию «Схиархимандрит Паисий Величковский и его литературное наследие», за которую ему было присвоено звание профессора.) В 1974 году 1 июня схимонахиня Паисия отошла ко Господу. Отпевал ее владыка в Троицком кафедральном соборе. Похоронена в Спасо–Преображенской пустыньке. Владыка Леонид ежегодно в день ее кончины приезжал в Пустыньку служить литию на ее могиле.
Из Москвы к владыке каждое лето, а иногда и на Рождество Христово, приезжала Надежда Александровна Павлович, поэт, ученица А. Блока. Небольшого роста, полная… Она была интереснейшим человеком, знала многих выдающихся людей и умела о них хорошо рассказывать. Будучи членом Союза писателей, она доставала путевку в Дом творчества писателей в Дубултах и приезжала в Латвию. Она же в годы служения на Рижской кафедре митрополита Вениамина (Федченкова) приезжала и к нему.
Когда Надежда Александровна впервые увидела владыку Леонида, то была потрясена. На нее он произвел сильное духовное впечатление. Она очень хотела попасть к нему на прием — такая у нее была личная потребность. Попала. Очень волновалась перед встречей. Владыка, как врач, это заметил. Сказал: «Надежда Александровна, дайте Вашу руку. У Вас пульс ускоренный». Эта встреча была началом их знакомства и долголетнего общения. Она стала духовной дочерью владыки и воспринимала его на уровне оптинского старца. Исповедовалась у него и причащалась. Переписывалась с ним. «У меня, — как потом она рассказывала, — появилось к этому человеку абсолютное доверие». Удивительно, что это говорит человек большого критического ума.
Надежда Александровна была духовной дочерью последнего оптинского старца Нектария и спасла ценнейшую Оптинскую библиотеку духовной литературы. Она была стойким человеком. С годами у нее ухудшилось здоровье, ходила с палочкой, потом появилась сильная близорукость. Говорила: «Я совсем слепая». Очень любила посещать службы в нижнем храме собора. Владыка там не служил, но присутствовал. Она шла туда, зная, что будет иметь возможность встретиться с ним, что для нее было радостью и духовным утешением.
Владыка любил непременно быть в храме ежедневно, даже если не служил Евхаристию. Тогда он нес клиросное послушание, читал канон и пел вместе с народом, иногда сам выносил свечу. У него был очень звонкий голос, красивый тембр, но не музыкальный слух. Любил после службы петь с народом «Царица моя Всеблагая…» и «Слава в вышних Богу». Начинал сам, а народ подхватывал.
Молиться рядом с ним в храме было радостно. Это была не бурлящая радость, а тихая и очень прочная.
В кафедральном соборе он сам в полной тишине читал шестопсалмие — в подряснике, с обнаженной головой; на нем не было ни панагии, ни креста. Читал удивительно внятно.
«Я был потрясен тем, как он читает, — вспоминал эту службу его духовный сын, москвич. — Я тогда не понимал церковнославянского языка, но то, что читал владыка Леонид, я понял. Он читал не механически, но и не играл голосом, как нередко делают чтецы. Его спокойный ровный тихий голос буквально пронзал насквозь.
С такой же силой внутреннего проживания я воспринимал чтение владыки Антония Сурожского. Когда он читал Трисвятое на службе в московском храме, меня каждое слово как будто охватывало огнем.
Однажды я присутствовал на монашеском постриге, который совершал владыка Леонид. Это было удивительно. Что меня поразило? Обычно на постриге стараются все делать красиво в расчете на присутствующих, а владыка все совершал так, как будто в храме никого, кроме Господа, сестры и его самого больше не было. Владыка был полностью погружен в происходящее и абсолютно нелицеприятен. Он как бы свидетельствовал сестре: «Ты сейчас предстоишь пред Господом, научись жить в предстоянии Ему, не обращая внимания на обстоятельства».
Потом я понял, что это была проповедь сестре и научение, но не словами, а действием. Он ей как бы показал, как монашествующий должен жить.
Как?то читая египетский патерик, я нашел слова одного великого старца, который сказал: «Что такое монах? Душа и Бог. Вот и весь монах». Когда я это прочел, предо мною встала эта картина пострига. Я понял, что владыка учил сестру именно этому».
Владыка был очень хорошим проповедником. Имел большой опыт. Будучи инспектором Московских духовных академии и семинарии, он ввел традицию — в воскресенье проповедь в храме произносили студенты.
Проповеди владыки были короткими, но очень глубокими. Часто он говорил слово после литургии, молебна. «В храме сто человек, а причастились только семнадцать. Подумайте, что вы делаете? Дни лукавы суть, и никто не знает, сможем ли мы еще раз подойти к Чаше. Одни не причастились, потому что считали себя недостаточно подготовленными, а другие — по небрежению к очищению своей души».
