зеленым сукном, как газон. И вместо земли — корзиночки с лепестками роз и белых хризантем. Хотят, чтобы это было красиво. Смерть предпочитают забыть. Тогда не понятно, куда ушел человек. Если продолжать эту логику, человек ушел — и забыт. Не надо о нем больше думать.
Детям можно сказать, что этот человек не уходит от нас, он с нами остается.
– Ты же любила дедушку. А разве теперь не любишь? Представь себе, что дедушка уехал в какую–то страну. Разве тогда ты не думаешь о нем? Так и сейчас, он просто от нас ушел. Когда ты уезжала в лагерь, уходила в поход, мы тебя тоже не видели, но ты же была! Мы знали, что мы встретимся с тобой. Но можно встретиться через короткое время, а можно — через очень долгое. Может пройти не месяц, а годы.
С детьми можно говорить таким языком, если, конечно, он не затемняет и не усложняет смысл. И Священное Писание также использует язык метафор, поэтических образов.
Короткое время, в 70–х годах, я служил алтарником в Подмосковье, в замечательном местечке Татаринцево за Бронницами. Это был кладбищенский храм в дворянской усадьбе, фамильное место, где хоронили всех — и господ, и слуг. Однажды привезли отпевать молодого мужчину, Николая. Священник этого храма, отец Михаил, не говорил длинной проповеди, просто подошел ко гробу и тихо сказал: «Николай, жди нас!» Вот и вся проповедь. Это — как разлука, расставание. Николай — он живой, и поэтому священник обращается к нему, к живому.
И.Г. Очень непросто рассказывать детям о Воскресении Христовом. Можно рассказать малышам почти как сказку — и они поверят! Они всему, что рассказывают им взрослые, да еще те, кого они любят, верят. Но страшно, что Воскресение займет в их сознании то же место, что Дед Мороз и Снегурочка, Баба Яга и Кащей, как любая хорошая сказка. Тем более, что в сказках погибшие герои нередко оживают. Но потом, в более старшем возрасте, уйдут в область сказочного, выдуманного, Дед Мороз и другие любимые персонажи, а вмести с ними и Христос, Его Воскресение.
О.В. — Ты ложишься спать. Ты все время будешь спать? Откуда ты знаешь, что тебе надо встать?
М.Г. — Утро настанет, и ты встанешь!
О.В. Так и можно сказать:
– Ты видишь, какая жизнь у человека интересная: когда ты ложишься спать, то, как будто умираешь: во сне же не двигаются, не разговаривают, не едят, — все уходит, а утром встаешь — как бы воскресаешь.
И.Г. А не опасно ли это? Я знал одну семью, там сказали ребенку, что смерть — это как сон. И он был так напуган, что стал бояться засыпать.
О.В. А как же говорят: «Восстани, спящий!»? И потом Успение Божией Матери — это что такое? Сон.
Можно привлечь детей к уборке могил на кладбище. У нас в Карсаве в лютеранской части кладбища есть надгробие, где написано: «Спи, покуда не придет и не разбудит тебя Христос». Думаю, если бы дети увидели такую надпись, то это уже первый шаг, чтобы начать разговор о Воскресении. На кладбище они увидят не только могилы взрослых, но и детей. Это также подвигнет их к вопросу.
Воскресение можно объяснить очень просто — без видимого света, без ангелов. «Когда ты утром просыпаешься, ты опять видишь и бабушку, и маму, и братика. Вот и в Воскресении ты их всех увидишь. И, самое главное, мы не только их увидим, но и Христа». При этом надо тонко почувствовать, о ком сказать сначала — о Христе или о бабушке. Это — по ситуации. Самое главное, что здесь нужно говорить об этой встрече, потому что Воскресение — это встреча, но уже с преображенным миром.
М.Г. А как сказать ребенку о преображении? Об этом воскресшем теле? Когда он видит, что гроб реально опускают в землю? Это же очень сложно — рассказать, что потом тело каким–то образом станет другим. Или лучше с детьми об этом не говорить?
О.В. Это в зависимости от того, какие они вопросы зададут и как зададут. Здесь надо ситуативно смотреть, потому что даже если какое–то блестящее объяснение будет, оно все равно может не сработать.
И.Г. Батюшка, а как Вы впервые встретились с Воскресением Христовым?
О.В. Я видел посмертные маски Достоевского, Толстого. Меня удивило, что на лице Достоевского я не увидел никакой печати смерти. Он улыбается. Есть гипс, и есть то, что не связано с этим веществом. В уголках губ таится такая улыбка, которая говорит о Встрече. А у Толстого лицо хмурое, это видно даже на маске.
И.Г. Это у Вас был первый опыт встречи с Воскресением?
О.В. Нет, впервые с Воскресением я встретился через богослужение в Храме.
Я очень любил посещать пасхальные службы в Троице–Сергиевой Лавре. В этом ликовании чувствовалось, что оно не физическое, а духовное. Все исполнялось света. Пел не весь народ, а только семинаристы, но поскольку их было много, то создавалось впечатление, что все в храме поют. Эта атмосфера духовной радости передавала победу Жизни с большой буквы.
И.Г. А в искусстве отображается Воскресение? Я имею в виду искусство, далекое от христианства. Например, японское.
О.В. Японские пейзажи как бы дематериализованы, одухотворены. В них присутствует тайна Преображения. Чувствуется, что это уже преображенный мир, уже по Воскресении.
И.Г. Или еще тот мир, который не пал.
Духовное образование в раннем детстве
М.Г. Некоторые родители стараются ввести своих детей в духовную и умственную жизнь христианства как можно раньше. Иногда, после разговора с шести — восьмилетним ребенком приходишь в состояние шока: он уже знает «всю» православную догматику. Но это им не пережито, как что–то жизненно важное, ему дали ответы не на его вопросы, которые он с легкостью выучил.
Но с другой стороны, совсем не давать детям никакого духовного образования в раннем детстве было бы, скорее всего, неверно.
О.В. Образование нужно, но не в виде скучных уроков с вопросами–ответами. Нужно вводить ребенка в жизнь в Духе органично, по совести, и с Богом. Надо говорить ему о Боге так, чтобы он принял Его как Отца, чтобы у него созрело живое знание, что Бог — это его Отец. И что с Ним можно и нужно общаться.
Потом придет и книга. «Ты можешь увидеть Его в книге». Как говорил Ломоносов, первая книга, которую Господь нам дал, это — природа, а вторая — Священное Писание. Первая для ребенка книга — это мир вокруг, природа. А когда он немного подрастет, нужно знакомить его со второй книгой в его жизни, с Писанием. Но, опять же, в Библии нужно выбирать только то, что доступно ребенку. Потому что, если предложить изучать все последовательно, начиная от Авраама и кончая Иоанном Предтечей, он запутается. Это ему будет скучно, и не принесет совершенно никакой пользы. Что–то он запомнит, а как это связано с его жизнью?
Главное — не подробности какие–то, не частности, а чтобы познано было, что Бог его Отец. И для меня Он — Отец. И для папы — Отец.
– А почему Он — Отец?
– Ведь мы не сами же себя создали!
Некоторые говорят:
– Нас создала природа!
Ребенку можно объяснить:
– Что такое природа? Это земля, воздух, огонь, вода. Разве есть совесть у земли, у огня? А у тебя есть! А как ее может создать природа, если она ее сама не имеет? Ты не только с природой связан, но и с Тем, откуда пришла к тебе совесть и любовь. Камень тебе любви не даст. И земля любви не даст. Ты — это то, что тебе дано Тем, Кого мы называем Отцом. И Он сотворил природу, она не сама создалась. Как она сама себя могла создать? Если она была, зачем ей создаваться?
Это уже и будет введение в книгу Бытия. А потом, с возрастом, придет и сама книга, и ее разбор по
