Не наши — чужие. Человек двенадцать — как минимум. Скорее всего, искали нормальную позицию для ведения огня по десантной группе — тут-то их и поймал бортстрелок с вертолета — длинной, на весь короб очередью выкосил всех. Так и легли — у окон, у каждого окна — по одному, а то и по два изуродованных трупа.
А самое хреновое — как раз через эти окна, через сделанные крупнокалиберными пулями проломы меня может достать тот снайпер. Значит, мне предстоит ползти — по этому полу, заваленному кусками мяса, битым кирпичом, залитым запекшейся кровью.
Выругавшись про себя — делать нечего, — лег на пол и пополз, щупая впереди рукой и стараясь не вляпываться ни во что мягкое или липкое. Не вляпаться было невозможно…
Все те, кто здесь полег, полегли с оружием, у некоторых оно было исковеркано пулями, у некоторых — вполне исправное. Возможно, что-то и удастся найти.
У третьего по счету окна я разжился патронами. Тот, кто умер здесь, за секунду до смерти стрелял из старенького казачьего «АК», который валялся сейчас рядом с изломанной пулей ствольной коробкой. А вот магазин… Магазин от него мне пригодится. Стараясь не страгивать труп — могли гранату под него подсунуть — обыскал его, разжился четырьмя полными магазинами, рассовал по разгрузке. Лишним не будет.
У пятого по счету окна нашел неповрежденный пулемет — брать с собой не стал, просто проверил, положил у стены, нашел ленты с патронами к нему в рюкзаке и тоже положил рядом. Местоположение пулемета запомнил — может, пригодится еще…
А вот у самого выхода — еще почище трофей попался. Гражданский штурмкарабин Драгунова, новенький почти, с нескладным деревянным прикладом и очень приличной оптикой-трехкраткой с широким полем зрения. Если к «эрме» патронами не удастся разжиться, то можно будет на это заменить, коли возможность будет. Опять-таки положил ближе к стене и даже прикрыл, чем мог, — дабы кто другой не добрался…
Пришли…
В самом конце здания были хорошие позиции для снайпера — проломы аж через несколько стен. Долбали, похоже, из безоткаток и из скорострельных пушек. Вертолетных — вон трассы сверху вниз идут и даже в полу дыры. Нормально…
Теперь нужна пара «кукол». Нормальной куклы нету — но ночью сойдет и такая. Подручная…
Оставил винтовку у стены, на карачках вернулся в залитый кровью коридор. Мне нужны были два трупа, не слишком сильно пострадавших. Или три. В общем — трупы нужны были. Трупы я нашел — там этого добра было… С грехом пополам, зажимая платком нос и стараясь не сильно высовываться, перетаскал на позицию. Туда же утащил и трофейный «драгунов»… Палитра есть, будем рисовать картину.
Снайперскому делу я учился у полковника от артиллерии Сухорукова. Этот старый, ничем не приметный вояка — среднего роста, среднего телосложения, с простым, обветренным, морщинистым лицом и тихим голосом — был совсем не тем, кем казался. Он был Мастером — именно так, с большой буквы «М». На всю русскую армию он был единственным тренером — так его все называли, не инструктором, а тренером — такого уровня. Безусловно, он был одним из самых опасных людей на Земле…
Учеников он выбирал сам — комплектовал смешанные группы, ездил по училищам, присутствовал на различных соревнованиях, присматривался. Подбор группы — это была его личная прерогатива, в этом ему никто не указывал и никто не препятствовал, если он просил перевести к нему кого-то для обучения. Как он отбирал людей, непонятно, единственно, что я понял во время годового обучения, — он старался отбирать тех, кто тренировался в стрельбе с детства и занимался стрелковым спортом. Остальное — то была тайна Мастера…
«Палитра» и «Картина» — это были выражения, которым он учил нас. Для того чтобы нарисовать картину, художнику нужны кисть и краски на палитре. Кисть — это твоя винтовка, без нее ты — мишень. Палитра — это подручные материалы — другие люди, живые или мертвые, другое оружие, бронетехника, развалины — все окружение, в общем. Используя все это, ты должен нарисовать картину — нечто такое, что введет вражеского снайпера в заблуждение и заставит его раскрыться, демаскироваться, выстрелить в пустоту. Картина — это то, что позволит тебе остаться в живых после выстрела твоего оппонента и выстрелить в ответ.
Разница была только в том, что плохой художник не получит денег за картину. Снайпер, плохо, неубедительно нарисовавший свою картину, получит билет на тот свет…
Итак — картина…
На мысль меня натолкнули именно эти проломы сразу через несколько стен. Очень уж удачно были расположены — можно было стрелять как бы «с разных уровней», через несколько стен.
Одна из кукол будет снайпером. То есть — мной. При таком освещении ночью что-то просечь — нереально. У куклы даже винтовка будет — та самая «драгуновка», которую я нашел.
Выстрелом были пробиты четыре стены, первая — буквально вывалена. Прямая линия огня через эти проломы — как раз то, что мне нужно. Около первой стены куклу класть нельзя — положим около второй, замаскируем. А я засяду либо у третьей, либо у четвертой…
Но нужно время на то, чтобы написать картину. Снайпера нужно отвлечь.
— Бобр, ответь Ворону.
— Бобр на приеме!
— Шумни немного.
— Принял!
Куклу расположил, как и говорил, во второй с края комнате, замаскировав у пролома, — пришлось даже сбитую с петель дверь подкладывать, чтобы натурально было. К кукле пристроил штурмкарабин — какой снайпер без винтовки? Пристроил так, что казалось — снайпер залег и целится — а к спусковому крючку тонкую веревку привязал, саму винтовку укрепил, чтобы из рук хотя бы не вылетела. Еще одну веревку привязал к левой руке — чтобы пошевелить куклу, если нужно. И еще одну — к маскировочной накидке, которую я снял с себя. Со своей винтовки я снял глушитель — пока он мне не нужен…
С винтовкой я выполз в коридор, устроился около одного из проемов и выстрелил — просто так, никуда не целясь, для того, чтобы сообщить — я здесь. Не знаю — возможно, даже ответный выстрел будет, правда, откуда — я его не увижу. Может, снайпер раскроется и его Чижик — птица вольная — со своими приголубят. Всякое может быть…
Выстрела не было.
Ждать… Сразу делать второй ход нельзя — ждать и только ждать. Привалившись к исклеванной пулями стене и положив руку с пистолетом на колени, я замер. Минута текла за минутой — медленно, как течет из банки свежий золотистый мед…
На какой-то момент мне почудилось, что я опять слышу тот самый выстрел, прислушался — ничего…
Второй ход был хитрее — тут я уже рисковал жизнью. Переползя в другую комнату, я на мгновение показался из-за укрытия — и выстрелил снова. На сей раз, кто наблюдал за развалинами — тот должен был видеть. Не меня — движение… Серую тень, мелькнувшую в истерзанном доме напротив.
Есть!
Ответный выстрел — четкий удар пули о штукатурку. Он здесь, он никуда не ушел. Он меня ждет. Время третьего и последнего хода. Но сначала — пусть помаринуется, пусть — понервничает…
Выждав почти полчаса, я перебрался на третью и последнюю позицию. Вся хитрость состояла в том,
