— Точно.
— Думаете, это Дариус? Бросьте, не тот уровень. Все, на что его хватит…
— Я знаю, что больше, чем на дозу свинца его не хватит. Обычный ублюдок. Но у него есть выходы кое на кого посерьезнее. Его надо найти и прижать хвост. Как следует прижать, чтобы получить имена. Поможешь?
Какое-то время Мишо думал, в нем боролись агент ФБР, который должен задерживать убийц и сажать в тюрьму и опытный специалист по безопасности, который нутром чуял рискованность задуманного. Агент ФБР победил.
— Ну?
— Давайте, вернемся в комнату. Потом съездим кое-куда еще.
Поздний вечер 24 мая 2012 года
САСШ, штат Нью-Йорк, Нью-Йорк
Гарлем, передовая линия постов
Социальный бар
Иногда просто диву даешься тому, как легко шагнуть из одной реальности в другую, из рая — в ад. Если посмотреть на карту Нью-Йорка — то рай это, наверное, Манхеттен с его небоскребами и дорогими ресторанами. Граница рая и ада проходит по восемьдесят седьмой дороге, отделяющей Манхеттен от Бронкса, одного из самых страшных мест в этой части света. Для того, чтобы попасть из рая в ад нужно было сделать примерно сто шагов, пути обратно не существовало.
Примерно с сороковых годов, когда Бронкс начал превращаться в то, чем он сейчас является — полиция Нью-Йорка установила между раем и адом стражников — систему передовых постов, прикрывающих город от того, что творилось в Бронксе, посты эти перекрывали все основные улицы и напоминали маленькие укрепленные районы. Служба на постах считалась опасной, но почетной, каждый полицейский здесь постоянно имел при себе или Ремингтон-870 со складным прикладом и восьмиместным магазином, или автоматическую винтовку AR-10 в свое время планировавшуюся к принятию на вооружение, но так и не принятую. Машины были не такими как в Белфасте — но с таранными бамперами, бронированными дверьми и стальной вставкой между салоном и багажником, укрепленными специальной пленкой стеклами. Имелись и броневики — переделанные армейские М8 и банковские Форды, какие обычно использует SWAT. Существовали лишь три легендарных полицейских подразделения в стране, о которых снимались фильмы — это чикагская специальная группа детективов, лос-анджелесский SWAT и нью- йоркская группа передовых постов[32].
Приближаться на Майбахе к Бронксу было сущим безумием, я бы рискнул при наличии автомата и гранат и… скажем, рака в последней стадии — но у меня вообще не было никакого оружия, и помирать от рака я не собирался. Оставив Майбах на платной стоянке, мы пересели в БМВ Мишо и на нем покатили по направлению к восемьдесят седьмой дороге. Я заметил, как ведет машину Мишо — он рассчитывал движение так, чтобы ни на секунду не останавливаться у светофоров. Его Кольт лежал между нами, на крышке бардачка со снятым предохранителем и досланным патроном в патронник. Это было единственное оружие, каким мы располагали — но его было хватить, если мы не ввяжемся в совсем уж крутую заваруху.
Ночью здесь становится по-настоящему страшно. То тут, то там кучкуются люди, они греются около двухсотлитровых боек с горящим мусором — им не нужно идти на работу, они получают пособие. Тут же стоят машины, в основном старые, еще восьмидесятых годов универсалы — они семиместные, большие, и в них очень удобно жить. Встречаются и дорогие машины, типа того же БМВ — это наркоторговцы. Продажей наркотиков — здесь это называется «двигать камни» занимаются либо малолетки, которых бесполезно арестовывать, либо специальные бригады. Запас дури на ночь торговли кладется в бак с мусором, на нем делается специальная отметка. Торговец сидит на корточках или на перевернутом ящике неподалеку, ему отдаешь деньги, он молча принимает их, ничего не говорит. Подходишь к баку и берешь наркотик. Где-то неподалеку тусуется ублюдок с ножом, бритвой или даже обрезом — это на случай, если обезумевший от ломки наркоман захочет отовариться бесплатно. Если полиция и нагрянет — то ей достанется только наркотик, того кто сидит и принимает деньги обвинить не в чем — он не торгует, и он не такой дурак, чтобы касаться пакетов с наркотиком руками без перчаток. У каждого свой наркотик, одни торгуют кокаином, другие — дешевой синтетической дрянью, которая вырабатывается в самих САСШ и сжигает мозг за пару приемов.
Крутятся тут ребята и похлеще — они обычно вооружены пистолетом — пулеметом Мендоса мексиканского производства, австро-венгерским Штайром или чешским, от которого скопированы предыдущие два. Здесь любят оружие, которое можно спрятать под одежду, и которым можно управляться одной рукой, второй ведя машину.
Было страшно. Мне, человеку, побывавшему в Белфасте, Бейруте восстанавливавшему нормальную жизнь в Тегеране здесь — было страшно. Везде, где я был нам противостояли профессионалы террора, подготовленные в лагерях, вооруженных автоматом и фугасом, заложенным и обочины дороги. Но во всех этих местах — они все же оставались людьми, это были жестокие, фанатично верящие в собственную праведность, в собственную истину люди — но все же это были люди. А здесь… а здесь нас со всех сторон окружала тупая, нечеловеческая злоба, она словно грозовым облаком плыла над нашим новеньким внедорожником, катившимся по улицам Бронкса — и стоило только кому то крикнуть, выстрелить, подать команду — нас просто разорвали бы. НЕ поможет ничего, ни оружие, ни навыки — скольких ты не убьешь перед смертью, их все равно будет больше, и конец будет один.
Ужасный
— Они нас боятся… — сухо усмехнулся Мишо — на таких тачках здесь катаются боссы. Они не знают нас, но они боятся связываться с нами. Ублюдки…
Хотел бы и я в это верить. Я не большой знаток нравов русского дна — но почему то мне кажется, что такого вот кошмара нет ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве, ни в Варшаве. Нет такому безумию места на русской земле!
Бар мы опознали по миганию рекламы, красной и синей, ядовито яркой — это было одно из немногих мест в Гарлеме, где рисковали привлекать внимание световой рекламой по ночам. Передовой полицейский пост мы только что проехали — полицейские, сменившиеся с дежурства, останавливаются здесь, чтобы пропустить стаканчик с коллегами, которые заступают на дежурство, обменяться новостями, предупредить об опасностях, которые ждут на маршруте. У тротуара стояли целых двенадцать полицейских машин, в том числе бронированный фургончик спецподразделения — поэтому место можно было считать безопасным.
Мишо встал в ряд, рядом с полицейской патрульной Импалой, мотор глушить не стал.
— Пистолет я оставлю вам, сэр. До входа в бар я уж как-нибудь дойду.
Бывший агент ФБР вышел из машины, я пересел на его место, заблокировал двери, положил пистолет себе на колени. В таких местах лучше сидеть за рулем, если дело пойдет совсем уж плохо.
Мишо вернулся через десять минут, с ним шагали двое. Один явно из патрульных — здоровенный пузан, с виду неповоротливый — но с такими вот неповоротливыми патрульными надо держать ухо востро, руки у них чаще всего очень быстрые и глаз верный. Второй — невысокий, коротко стриженый, с худым, суровым, чисто выбритым лицом. Этот явно из армии, возможно уроженец Нью-Йорка, решил после армии сделать что-то для родного города. С этим будет проще, чем с пузаном.
Мишо открыл дверь со стороны пассажира, полицейские остались на тротуаре, настороженные и готовые ко всему. Здесь иначе — было нельзя.
— Пересядем, сэр? У парней есть машина.
— Зачем, я что арестованный? Рядом есть бар, давайте зайдем. Я тоже здесь живу, время от
