задумывались над тем, что может натворить сошедший с рельсов ублюдок с винтовкой пятидесятого калибра в городе?
Пикеринг понял, что меня так не пронять.
— С самого начала. И ни слова лжи. От того, как вы будете с нами сотрудничать, будет зависеть то, какие обвинения вам будут предъявлены, и будут ли они предъявлены вообще.
Я рассказал все, как было, ничего не утаивая. Смысла утаивать не было, в конце концов, я не совершил никакого преступления. Конечно, в Нью-Йорке многие завопят как резанные, если услышат про лихую разборку на Лонг-Айленде, там слишком много демократов и слишком жесткие законы об оружии — но если мне и будет предъявлено обвинение, с хорошим адвокатом оно не пройдет дальше Большого жюри.
Пикеринг какое-то время сидел молча после моего рассказа, пытаясь осмыслить сказанное и разложить все по полчкам. Через тонированные стекла Олдсмобиля мы наблюдали за величественным Ванден Плас с флажком Соединенного королевства на маленьком флагштоке, причаливающем к тротуару перед нами.
— Нам не пора идти? — напомнил я
— Нет. Фрай просил дать ему несколько минут. Август Фрай, помните такого?
— Отдел внутреннего взаимодействия — вспомнил я свой прошлый визит в это здание
— Теперь — заместитель генерального атторнея. Сделал себе имя на разоблачениях коррупции предыдущего кабинета. Метит в Конгресс.
— Поздравляю.
— Не стоит. Чертовски неприятный тип, себе на уме. Но это не важно.
— Правительство САСШ намерено что-то предпринимать в связи с убийством русской подданной на ее территории?
Пикеринг поморщился
— Гибелью…
— Убийством — настойчиво повторил я — это было убийство, наглый вызов всем нам и откровенное попрание всех норм человеческого существования. Государственная машина охотится за двадцатилетней девчонкой, которая виновата лишь в том, что не проявила предусмотрительности при выборе кавалера. Это не может быть терпимо. Что завтра придет в голову этим ублюдкам, кого еще они попытаются убить?
Пикеринг не найдя что ответить, открыл дверь машины
— Пойдемте.
Августа Фрая я видел всего один раз в жизни, но запомнил, как и всех, кого встречаю на своем жизненном пути — у меня хорошая память на лица. За то время, что прошло с нашей последней встречи, он почти не изменился — словно законсервировался. Если бы нужна была модель для написания картины «идеальный чиновник» — Август Фрай подошел бы лучше всего.
— Сэр…
— Рад вас видеть, мистер Воронтсов… — он выговорил мою фамилию, с трудом, но выговорил, тоже запомнил — прошу присесть вот здесь. А вы, мистер Пикеринг — вон туда. Да, вон туда…
Здесь было что-то вроде суда, неофициального — но все же суда. От того, чем закончится сегодняшняя встреча — будет зависеть то, выдвинет ли прокуратура уголовные обвинения.
Напротив меня сидел лорд Тимоти Арчер, барон Хоу, его отец был пэром Англии, сын пока этого титула пока не выслужил, но вероятно — выслужит. Второй секретарь Посольства Ее Величества Королевы Великобритании в Вашингтоне, писатель, публиковался под псевдонимом Джеймс Хоу. На мой взгляд — весьма средне.
Прежде всего, господа — продолжил Фрай — хочу предупредить всех, что наш сегодняшний разговор записывается, запись разговора может быть использована в суде, а так же — при дальнейшем расследовании дела. Поэтому, любой из вас может пригласить адвоката и ничего не говорить до его прибытия. Итак, вы мистер Воронтсов?
— Адвокат мне не нужен, спасибо.
— Лорд Хоу?
— Какой адвокат? — не понял британец — мы в этом деле пострадавшая сторона!
— Мистер Хоу, вам понятны ваши права как представителя Соединенного Королевства и желаете ли вы пригласить барристера[47] при защите своих интересов и интересов Его Величества?
— Нет, благодарю, я вполне справлюсь сам — исполненный презрения к бывшим колонистам проговорил лорд Хоу
— В таком случае начинаю. Помнится мне, вы не можете давать присягу, мистер Воронтсов.
— Совершенно верно, я не могу присягать в вашем суде. Но я могу поклясться говорить правду, только правду и ничего кроме правды.
— Думаю, этого будет достаточно. Итак, мистер Воронтсов, вам слово. Каким образом вы сумели впутаться в историю со стрельбой.
Здесь я выложил уже приукрашенный рассказ. Не то, чтобы лживый, просто утаивающий некоторые моменты. Получилось так, что я в компании бывшего агента ФБР Марка Мишо ехал на его машине в небольшой поселок на Лонг Айленде. Меня пригласили друзья Мишо, потому что у них была информация об убийстве русской подданной в Нью-Йорке, произошедшем совсем недавно. Когда мы подъехали к дому — началась стрельба, и нам пришлось спасаться. Мне удалось раздобыть винтовку, после чего я зашел во фланг нападавших и открыл огонь по их машине. Нападавшие были убиты, агент Мишо был ранен в перестрелке и поэтому я не дождался полиции, а отвез раненого в больницу. Вот и все, что я имею сообщить по данному делу.
— Я протестую относительно того, каким образом преподносится дело о гибели русской подданной в автомобильной катастрофе — заявил барон Хоу — князь опускается до того, что пересказывает печатающиеся в желтой прессе сплетни и досужие домыслы.
На сей раз я сдержался
— До вашего протеста мы еще дойдем, барон — с кислой миной заявил Фрай — сначала разберемся с заявлением господина Воронтсова. Итак, вы не отрицаете того, что у вас была винтовка, и вы сделали несколько выстрелов из нее.
— Не отрицаю.
— И в кого же вы стреляли?
— Я стрелял в машину, которая пыталась скрыться с того места, с которого дом обстреливали.
— И вы видели, кто находился в машине?
— Нет, потому что было темно. Но у меня достаточно опыта, чтобы сделать заключение о том, что это именно та машина, на которой пытались скрыться убийцы, обстрелявшие полицейских.
— Не сомневаюсь в вашем опыте. Вы стреляли на поражение?
— Да, безусловно.
— Но почему же? Как вы могли быть уверены…
— Извините, сэр… — перебил я Фрая — в Североамериканских соединенных штатах никогда не было терроризма, а у нас он был. Русский терроризм берет свое начало во второй половине девятнадцатого века и террористическая активность не спадает и поныне. Мы сто пятьдесят лет живем в условиях непрекращающихся посягательств на нашу жизнь, собственность, само наше существование как народа. Поэтому у нас, сэр, принято стрелять на поражение в убийц, которые обстреливают тебя из винтовки пятидесятого калибра. И в любых других убийц мы тоже стреляем на поражение. Мы считаем, сэр, что либо нужно стрелять на поражение, либо не стрелять вовсе.
Фрай предпочел не развивать эту тему — он прекрасно знал, что будет, если эту запись прослушать, к примеру, на Большом Жюри. Североамериканцы — совсем не такие толерантные, какими бы их хотели видеть власти. Им не нравится, что власть ничего не может сделать с бандитами, расплодившимися в больших городах, и не может даже открыто признать, что подавляющее большинство бандитов — либо негры, либо латиноамериканцы. Им не нравится, что в стране существует огромный класс людей, живущих на велфер[48] и годами нигде не работающих. Им не нравится, что
