чтобы они пошли в школу, понимаете, в настоящую школу! У меня есть дядя, он живет на севере, в Туркестане! Я был у него в гостях, и когда я там был, я видел, что люди живут без страха! Как вы этого не понимаете!? Я просто хочу, чтобы мои дети жили как люди!
— Ну… те, кто пришел с той стороны тоже говорили — они хотят избавить вас от страха. Перед тагутом…
— Избавить от страха! Когда они пришли, они многих избавили от страха! Тот, кто не хотел идти убивать — они отрезали голову. Тот, кто хотел, чтобы дети учились — они отрезали голову. Тот, кто не дал на джихад — они отрезали голову!
— Успокойся, Талгат. Я понимаю, о чем ты говоришь.
— Нет… Ты ничего не понимаешь, именно потому что ты русский. Мы здесь жили со страхом столько, что он теперь — часть нас. К нам приходил полицейский и говорил, что надо дать денег — и мы давали. К нам приходили и говорили, что по нашим землям проедет губернатор и надо его приветствовать — и мы приветствовали. Нас арестовывали за то, что кто-то донес, что мы сказали что-то непочтительное про Светлейшего — и мы умирали. Мы жили с этим страхом всю свою жизнь — и даже сейчас, когда к кому то из нас придут эти люди и спросят — они скажут все, что нужно и сделают все, что нужно. Вы думаете, что вы свергли Светлейшего, и все? Нет, русский… Светлейший ушел — но страх то остался…
Дурную разборку прервал полевой врач. Сами спецназовцы еле стояли на ногах — их положили в свободную палатку и они там заснули мертвецким сном. Потом, проснувшись, пошли в столовую, утолить голод — они ничего не ели больше суток. Каша с мясом, какую готовили во всей русской армии — жирная, парящая, с кусками тушенки — пришлась как нельзя кстати.
— Ты ему веришь?
Штабс-капитан Тимофеев отложил ложку, серьезно посмотрел на своего напарника
— Да, верю.
— Но почему?
— Ему нет смысла врать. Он мог несколько раз подставить нас до этого. Не впутывая в дело своего родного брата. Здесь родственные узы очень важны — они никогда не подставят своего родного брата, тот, кто это сделает, будет изгоем для всех.
— Но тогда кто?!
— Хороший вопрос…
В модуль, использовавшийся для приема пищи, заглянул офицер в полевой форме.
— Заканчивайте, штабс-капитан, вертолет с Первым на подходе. Десять минут… и приведите себя в порядок.
Первым в секторе Восток был генерал русской армии Бираг[96] Караджаев, командующий оперативным сектором Восток, военный комендант Шах-Хусейни[97]. До этого своего назначения — командовал четырнадцатой горной бригадой, несмотря на возраст сам, лично каждый день возглавлял пробежку офицеров. Нетипично высокий для осетина, тощий как палка, с большими, сильными руками, генерал Караджаев был одним из тех четырех человек, за которых вооруженная оппозиция назначила награду в миллион туманов, за живого или мертвого. В этот список — миллионеров, как в шутку его называли в штабе группировки — попали даже не все командующие секторами. Выше была награда только за голову Его Императорского Величества Николая Третьего — пять миллионов туманов.
Вертолет Сикорского, привезший генерала Караджаева, совершил посадку на отмеченный только инфракрасными маяками сектор, сопровождаемый несколькими соплеменниками из личной гвардии, генерал быстро прошел в одну из штабных палаток.
Все четверо — Бес, Араб, Лис и Зверь едва успели прийти в себя, немного привести в себя одежду и перекусить, как их вызвали к генералу.
Генерал Караджаев — они видели уже его не раз, только из строя — оглядел их, потом протянул руку и один из адъютантов вложил ему в руку коробочку. Каждый из спецназовцев получил от генерала рукопожатие и небольшую золотую подвеску, которую нужно было прикрепить к нашивке к парадной форме. Каждая такая подвеска означала одну ходку за линию фронта, и представляла собой небольшой кинжальчик из золота.
— Врача.
Привели врача, тот на ходу вытирал руки, от него пахло спиртом, то ли от дезинфекции, то ли от того, что он его выпил. Скорее первое, хотя очень может быть, что и второе.
— Ваше Высокопревосходительство, жив…
— Что с ним?
— Его пытали, Ваше высокопревосходительство. Но он жив.
— Как пытали?
— Снимали кожу. Заживо.
Генерал скривился
— Он перенесет перелет?
— Думаю, что да, но не уверен в этом, Ваше Высокопревосходительство.
— Хорошо. Идите и подготовьте его к перелету в Тегеран. Примерно через час прилетит санитарный самолет. В любом случае — в Тегеране есть нормальные больницы.
— Хорошо, Ваше Высокопревосходительство.
Врач был гражданским, точнее даже не гражданским, а вольноопределяющимся, был в русской армии. Поэтому — мог обращаться даже к генералу не по уставу — но с уважением.
Генерал уже не слушал врача — он обратил внимание на спецназовцев.
— Теперь вы. Что там у вас произошло?
— Господин генерал, наши намерения, наша точка высадки — была заранее известна противнику.
— Вот как… — нахмурился генерал
— Так точно. Хорошо подготовленная засада, из которой нам бы не выбраться, если бы не Громовержец. Они точно знали не только куда мы поедем, но и как мы поедем.
— И вы все же приняли решение продолжить операцию.
— Так точно.
— Чье это было решение?
— Мое, господин генерал — ответил Араб.
— Почему вы приняли такое решение?
— Мы не уходим без добычи, господин генерал.
Генерал, чье имя переводилось на русский язык как «волк» кивнул головой
— Хвалю, боец. Должен тебя наказать за это — но все равно хвалю. Ты готов дать показания в контрразведочном отделении?
— Так точно, готов, господин генерал.
— Значит, полетишь вместе с этим… тяжелораненым… — было видно, что генералу претит мысль ухаживать за тяжелораненым мусульманином, слишком много осетин в свое время полегло от мусульманских рук, чуть ли не весь народ уничтожили — Его Высокопревосходительство господин Наместник жаждет видеть тех, кого вы притащили. Возможно, и с вами изволят переговорить. Там сейчас новый начальник контрразведки, говорят толковый. Вот — ему все и выскажешь.
Картинки из прошлого
Вечер 12 октября 2002 года
Тегеран, Хрустальный дом
