схватить и повесить — отрубал руки на крыльце новенького здания гимназии, а народ на все это смотрел — это тоже находило свое объяснение. Люди смотрели на этих детей не как на детей, а как на маленьких предателей, на нечто чужеродное и заслуживающее жестокого наказания за то, что они и их родители посмели оторваться от народа. Это можно было понять — но не простить, и не перестать ненавидеть.
Хотя — я его уже не ненавидел, народ, которым был вынужден управлять от имени Его Величества, Государя Императора Николая Третьего. У меня было много работы, и я слишком устал, чтобы кого-то ненавидеть.
— Ваше Высокопревосходительство…
Я вернулся из своих невеселых, в общем-то, мыслей на оперативное совещание органа, которого не было предусмотрено ни одним уложением. Я его называл Совет Безопасности, и в него входили только самые близкие мне люди из силовой иерархии, с сегодняшнего дня — и атаман Чернов.
— Я ведь внимание, господа?
— Было бы неплохо, Ваше Высокопревосходительство, услышать Ваше мнение о том, где скрывается генерал Тимур…
Генерал Тимур был проблемой, возможно, самой большой из существующих, потому что по нашим данным он был в прямом контакте с английской разведкой, получал от нее деньги, указания, при помощи оставшихся у него связей и агентурных контактов, проводил заброску в страну диверсантов. По моим ощущениям — в Персии против нас действовали не менее пятидесяти профессиональных диверсантов, и не менее двадцати из них — были бойцами САС. Кроме того — по нашим данным Тимур достоверно знал о том, где, в каких банках шахиншах хранит свои деньги. А их было немало — по прикидкам никак не менее двадцати миллиардов рублей. С таким источником денег — терроризм не победить, он будет продолжаться вечно с финансовой подпиткой заинтересованных лиц.
Проблема в том, что после ликвидации Бен Ладена в кругах спецслужб я считаюсь кем-то вроде гуру в таких ситуациях. Хотя я сам себя таковым не считал, и вовсе не из скромности — потому что видел, как работают и могут работать другие люди.
— Где скрывается? Свободное, с большим количеством путей отхода место, где можно затеряться. Это должен быть довольно крупный населенный пункт, чтобы исключить возможность ракетного удара по определенным нами координатам, вряд ли это пещера в горах или кишлак. Это должен быть населенный пункт с современными средствами связи, с большим количеством людей, въезжающих и выезжающих из него, чтобы в этом людском потоке могли затеряться те, кто едет к Тимуру — или сам Тимур, если он решит бежать. Возможно, это должен быть настолько крупный город, чтобы можно было менять убежища внутри его самого, не выезжая из города. Я бы поставил на Карачи, господа.
— А как насчет одной из британских военных баз? — спросил Велехов
— Сомневаюсь. Дело в том, что Тимур отлично понимает: он должен сотрудничать с британской разведкой, но на равноправных условиях. Сейчас это так и есть: если у британцев могут быть десятки контактов в этой стране, то у бывшего руководителя спецслужб страны их десятки тысяч. Но если генерал Тимур укроется на британской военной базе — то ни про какое равноправие не может быть и речи. При необходимости — его просто схватят, вколют пентотал натрия[105] и узнают все, что пожелают. А потом ликвидируют. Нет, он не на британской военной базе.
— А если его арестовали? — не отставал Велехов
— Сомневаюсь, что Тимур дастся живым, это слишком крупная птица. К тому же британцы на это не пойдут: тихо они арестовать его не смогут, нашумят — а шум оттолкнет от них многих из движения сопротивления. Британцы, как и мы — танцуют на очень тонком льду.
— Ошибаетесь, судари — сказал Чернов
— Вот как?
— В Карачи расположен его штаб, это несомненно. Там находится человек, которому Тимур доверяет настолько, насколько вообще может кому-то доверять генерал спецслужб. Оттуда идут указания, подписанные Тимуром — но подписывает их не Тимур, а этот самый человек. Вы отследили, каким именно образом передаются указания?
— Стандартная цепочка, очень надежная. Прямого контакта курьеров с оперативным центром нет, курьер скачивает информацию из Интернета, где она размещается в публичных файлохранилищах, на несколько часов, а то и минут. Дальше — при необходимости они путешествуют на дискете, флешкарте или жестком диске. Приговоры исламской шуры записываются на видео и передаются точно так же, ублюдки хорошо умеют пользоваться Интернетом. Мы отследили несколько выходов в сеть, все они идут через анонимайзеры[106], аккаунты открываются и оплачиваются электронными деньгами с кредитных карт, купленных на один раз или украденных. Каждый аккаунт используется только для одного сброса информации, дальше он не используется и нам приходится начинать всю работу заново. Они знают, что делают.
— То же самое было и в мое время, только все было медленнее — сказал Чернов — но здесь совершенно особое восприятие времени. Если письмо должно путешествовать месяц — оно будет путешествовать месяц, они не торопятся жить, они — не мы.
— А как насчет самого Тимура? По-вашему, он не контактирует с подпольем?
— Немного. Немного, эпизодически, скорее всего он оставил за собой деньги. Деньги, которые идут на все на это — через деньги он их контролирует. Указания он, скорее отдает эпизодически, но у него есть человек в штабе, тайный агент, который докладывает ему все, что происходит. Сам Тимур вмешивается только тогда, когда нельзя не вмешаться — а выполнение его указаний обеспечивается финансированием. Штаб в Карачи — это, прежде всего ответвление британского штаба, из которого контролируют подрывную деятельность здесь у нас.
— И если мы идентифицируем и разгромим этот штаб… — сказал я
— Это и есть последняя линия обороны Тимура. Он поймет, что ищейки подобрались слишком близко и нырнет на дно. Еще глубже, чем он нырнул сейчас. Никаких контактов, ничего. На несколько лет.
Я кивнул в знак согласия. Вероятно, так и есть.
— Но где же тогда сам Тимур? — спросил уже Велехов
— Там, где мы никогда не будем его искать.
Танки… Стройный ряд танков — песочного, в пятнах цвета, массивные башни, противогранатные решетки. Строгое построение — по четыре танка в ряд.
Камера скользит над ними — снимали мастера, с огромного съемочного крана, парад по случаю Июльской революции обеспечивали профессионалы, как с той, так и с другой стороны.
Я выключил видео, включил другое. Кто-то осмелился снимать правительственные и дипломатические трибуны любительской видеокамерой. Изображение дергалось — по моей просьбе изображение почистили, оно стало нормальным, не мутным — но так же дергается.
Что я не видел? Для чего я это все смотрю? Это что — мазохизм?
А вот и я сам. Пялюсь на технику, как идиот.
Для чего это все? Что я могу там увидеть? Мир, который мы потеряли? Да, да, именно мы — потому что в новом мире барахтаемся тоже мы — все. И русские — тоже жертвы, мы вынуждены проливать пот и кровь за чужие грехи.
Нет, не уйдем. Ни хрена не уйдем.
Женские руки легли на мои плечи, стали массировать их…
— М-м-м-м… ты просто волшебница.
— Я Люнетта. Луна — покровительница волшебников.
— Вот как? Это из шариата?
— Нет. Так говорила моя мама.
Отвечать было нечего
— Зачем ты все это смотришь? — спросила меня Люнетта, не прекращая разминать плечи
— Сам не знаю — честно ответил я — просто смотрю
— Ничего не исправишь.
— Я знаю…
И в самом деле — ничего уже не исправить. Ни-че-го.
