А не это шлемовидное ведро!..
…В альков она взлетела,
А может не взлетела,
А может быть к подругам
Стрелою понеслась,
И всем им рассказала,
А может быть поведала,
Что чудная помолвка
Волшебно задалась!..
'…Но появился рыцарь бедный
На тощем чахлом жеребце.
Собою сумрачный и бледный,
Следы порока на лице…' - решила, что негоже такой замечательной спевке проходить без участия примы и поддержала команду очередной любимой песней Грета.
То ли тембр ее голоса был уникальным, то ли отсутствие слуха, голоса и вкуса носило особо неповторимое сочетание, то ли даже у монстров имеется предел выносливости, но выступление дочери бондаря оказалось решающим.
Из пасти жаборонока вместо околдовывающего пения вырвался тонкий жалостный вой, огромные крылья хлопнули, окатывая вокалистов стеной брызг грязи, болотной воды и лягушачьего потомства, заливая им лица…
А когда грязные руки людей прочистили глаза, то от посланца бугней не осталось иного следа, кроме содранной гнилой коры на коряжине.
Несколько секунд спустя, подхватив меч и Грету, отряд рванулся бежать, маневрируя по частому худосочному подлеску. Крестьянка, вцепившись в руку Люсьена и резво перебирая ногами, всё же вид имела более чем слегка озадаченный, и время от времени недоуменно мотала головой, словно норовя вытряхнуть через уши что-то ненужное, но привязчивое.
Похоже было, что отважные осинки и буки, некогда выступившие на завоевание трясины по поручению своего родителя-леса, медленно, но верно проигрывали эту битву. Тут и там валялись, погрузившись наполовину в топкую почву, подгнившие у корней или задушенные болотным вьюнком стволики, образуя между мелкими, но неожиданными бочагами барьеры и завалы. Объеденные неизвестным любителем молодой древесины, торчали среди них сторожевым частоколом огрызки высотой не более полуметра. То и дело попадались изогнутые дугами деревца, притянутые за кроны и превращенные в ловушки для всего, что мельче волка, трясинными паукрабами…
Но что команде, тренированной на преодоление метровых стен из валежника и ям от вывороченных с корнями столетних лесных великанов, несколько луж и жалких корявых палок! И люди неслись по пружинящей прихлюпывающей земле подобно скаковым лошадям на конкурном поле, не теряя времени на то, чтобы оглянуться. Тем более что в этом не было особого смысла: дикий ор и гиканье настигающих преследователей недвусмысленно информировал об их местонахождении, скорости и неспешно, но непреклонно сокращающемся расстоянии. И люди бежали, падая и вставая, поднимая друг друга, задыхаясь, загибаясь от боли в боках и груди, не видя перед глазами ничего, кроме отрывочно вспыхивающих серым оловянным светом картин бесконечной трясины и леса…
Но ближе, живее и реальнее всего происходившего с ними были резкие злые выкрики нагоняющих бугней.
Да кончится ли это проклятое болото когда-нибудь, или сам Гавар водит их кругами, ухихикиваясь до колотья в печеночках?..
Агафон, сипя и хрипя измученной грудной клеткой и сжимая в потной руке до судорог чье-то опутанное браслетами запястье, споткнулся о выступающий корень непонятно как выросшего здесь толстого дерева и полетел плашмя, едва успев выпустить из сведенных пальцев худую руку. Падая, он зарылся лицом в грязь, но тут же поднялся, лихорадочно отплевываясь, размазывая по щекам и со слезами выковыривая из глаз тину, едкую, не хуже хозяйственного мыла…
И вдруг понял, что подниматься-то он еще не закончил.
Медленно проплыло перед ним белое лицо застывшей безмолвно герцогини, тощие кривые стволы чахлого леска с чудом проросшими между ними баобабами, спины налетающих на них - будто тоже поголовно натолкали себе кусачей ряски в глаза - товарищей…
Неведомая сила, поднимавшая студента, развернула его неожиданно, и прямо перед единственным освобожденным от грязи глазом пленника очутился плаксиво перекошенный рот, усаженный острыми, как иглы, кривыми желтыми зубами.
- Чуваек? - вопросительно проговорил рот, обдав все еще по инерции пытающегося бежать школяра зловонием отродясь не чищенных зубов.
- Ч-что?.. - уточнил волшебник тоже скорее по инерции, чем из желания понять или завязать разговор со схватившим его за шкирку существом.
- Чуваек? Дуйбина? Ноча? - повторил монстр, и маленькие бурые глазки его недобро блеснули.
Рука его премудрия рванулась к карману за палочкой, но вторая могучая лапища монстра перехватила ее и дернула.
Палочка вместе с карманом отправилась в свободный полет к земле.
Чародей не удивился бы, если бы узнал, что за ней последовала и его кисть: после рывка чудовища руку он больше не чувствовал, если не считать сплошного пульсирующего очага пронзительной боли там, где еще недавно начиналась ладонь.
Жалобно взвыв, маг прижал бедную конечность к груди, схватил другой рукой, чуть выдохнул облегченно - кисть не отваливалась, по крайней мере, пока.
И тут он - опять же сам по себе - развернулся в пол-оборота.
Откуда ни возьмись, в паре сантиметров от его носа появилась и зависла на несколько мгновений огромная дубина с пробитыми сквозь ее конец двумя заостренными железными штырями.
- Хряп! - то ли представился, то ли пригрозил монстр.
Дубина пропала из поля зрения, и Агафон снова поплыл - но теперь уже не только вверх, но и вперед.
Слоном к слону - слона не увидать.
А вот с расстояния вытянутой руки…
Гугень?!..
Один отчаянный мазок рукавом по замазанной тиной физиономии - и картина новой катастрофы открылась его застывшему в ужасе взору: прогуливающиеся вокруг баобабы… товарищи, дергающиеся беспомощно в их ветвях…
То есть, руках…
ГУГНИ?!..
Мозг школяра, сидевший на голодном кислородном пайке последний час, сложил, наконец-то, два и два, и взорвался истеричными, но ох как запоздалыми предупреждениями.
Те самые?!?!?!
Ждали нас?!..
Кабуча!!!..
Какие заклинания… какие заклинания… какие заклинания…
Какие тут в пень горелый заклинания с одной рукой!!! Бежать, бежать и бежать!!!..
Новый безнадежный рывок студиозуса, сопровождающийся пинком куда-то в район отвислого голого брюха привел лишь к тому, что волшебника развернуло спиной к гнусной зеленой роже. И полный
