– Самая немногочисленная группа…
– Подпольщики.
– Мы ведь с тобой подпольщики?
– Да, но ведь нас немного.
– Зато мы как выйдем вдруг из подполья…
– Как стукнем глиняным горшком по сковороде…
– Ты смеешься, но эта книжка – как раз наш выход из подполья.
– И мы за нее обязательно получим свое.
– Человек может переходить из типа в тип?
– Приведу пример. Мне кажется, что Мартин Лютер в своей жизни пережил такую эволюцию. Сначала он был реформатором, видел, что происходит в Католической Церкви, и пытался добиться разговора с епископом. Лютер писал размышления, участвовал в дебатах. Даже когда он вывесил свои знаменитые «Девяносто пять тезисов», он оставался реформатором и верил, что возможны перемены внутри структуры. Самое главное, чтобы тебя правильно поняли и услышали.
Но когда Мартин Лютер женился на бывшей монахине, он стал революционером и провокатором.
– Все эти типы в принципе не идеальны. А существует ли вообще идеальный тип верующего?
– Не существует, потому что тогда одному человеку пришлось бы сочетать в себе все пять. Да еще и гармонично сочетать. Но в Церкви все типы должны присутствовать в равновесии. В Теле Христовом, как в любом нормальном человеческом теле, не должно быть тридцать пять глаз, сорок восемь ушей и ни одного пальца. Именно пропорциональность позволяет организму жить, дышать и двигаться. А если в теле остается только один орган…
– Получается «голова профессора Доуэля».
– Или сердце, плавающее в формалине. Сердце – это очень хорошо, но когда к нему не прилагаются почки и легкие… Это создает некоторые проблемы для функционирования самого сердца. И плохо ведь вовсе не то, что среди оставшихся в Церкви превалируют консерваторы, любой другой тип мог оказаться на этом месте, плохо, что существует перекос.
Кстати, по мнению Рене Лорантана, эти пять типов сталкиваются с четырьмя типами проблем. Первая связана с браком, сексуальностью, регулированием рождения, целибатом. Сфера присутствует в Кодексе канонического права (своде установлений церковной дисциплины для католиков), но редко обсуждается открыто. Второй круг проблем – литургические, меж-конфессиональные и экуменические. Слишком редко к обсуждению этих проблем допускаются широкие круги мирян. Третья группа – участие в политической и экономической жизни, сочетание современной политики, экономики и христианской этики. И наконец, четвертая группа проблем – выборы Папы, епископов, авторитет клириков, человеческие отношения в общине. Когда, к примеру, епископ что-то говорит, это слащавые увещевания, которые ни к чему не обязывают, закон, который может покарать, призыв к совести или голос структуры?
– И тут, знаешь ли, с шестьдесят девятого года ничего особо не поменялось. Проблемы остались прежними.
То, что ближе к сердцу
– Давай поговорим о возвышенном, Эдуард. О денежных знаках. Многие люди, приходя в такое заоблачное учреждение, как храм, например, ребеночка покрестить, сильно удивляются, что небесная канцелярия требует с них за это денег. Или мессу приходят заказать, чтобы помолились за них, а их опять в кассу посылают. Обидно людям, вроде не в химчистку штаны принесли…
– Даже в твоем ироничном объяснении происходящего ты предлагаешь взглянуть на Церковь как на одну из структур, которая если и не оказывает услуги, то является дистрибьютором благ. В связи с этим у потребителя встает вопрос: если Церковь не такая, как все другие предприятия торговли, то почему она денег просит? Естественно, торговым предприятием она не является. По крайней мере, не должна.
Церковь все же структура, учрежденная Христом и берущая начало в завете между Богом Израиля и народом, избранным еще с дохристианских времен. Все так, но укоренена она в человеческих реалиях..
– Где без денег никак.
– Да, Церковь не может висеть на облаке и жить неизвестно чем и неизвестно как. И структура эта представляет весь народ Божий, следовательно, народ Божий берет на себя заботу о тех, кто представляет народ перед Богом, и заботу о зданиях, где это представление перед Богом совершается общиной.
– А как же подвалы Ватикана, набитые золотом? А как же «страшно богатая» Католическая Церковь? Ты что, разве не в курсе? Еще священник называется…
– С самого начала, и это даже зафиксировано в Деяниях апостолов, Церковь богата исключительно тем, что члены общины разделяют свое состояние. У них все общее. Конечно, мы знаем, что, когда все общее, это иногда плохо заканчивается, но в первых христианских общинах присутствовала взаимность благ. И далее, на протяжении всех веков, традиция так или иначе частично сохранялась.
Конечно, есть те, кого мы называем благодетелями, но в целом, начиная с первых веков и заканчивая сегодняшним днем, Церковь жила и живет подаянием. Оно может быть большим, может быть меньшим, но те же «богатства Ватикана» не свалились с неба, а были получены в дар.
Пример из практики. Архиепископ Парижский живет в прекрасном доме, который ему предоставлен мирянином в бессрочное пользование. Как только архиепископ решит, что он не хочет больше жить в этом доме, Церковь не сможет его использовать иным образом. Это дар, но дар с условием.
– Я уверена, что жертвовать Церкви надо. Меня удивляет другое. Семья возмущается, что у нее попросили за крещение небольшую сумму в пользу храма, но после крестин она пойдет в кафе праздновать и там оставит за выпивку в десять раз больше. Что является для людей психологическим препятствием для того, чтобы принести деньги в Церковь?
– Препятствий несколько. И первое – они не считают себя членами Церкви, а воспринимают ее как благотворительную организацию. Но пусть они представят, что во время крестин в храме будет гореть свет и свечи, возможно, будет звучать орган, который требует много электричества, и, если это зима, будет работать отопление.
– Я бы добавила, что священник, который совершает обряд, он тоже иногда хочет пообедать.
– По крайней мере, он должен это делать регулярно, чтобы быть в состоянии совершать таинства. И люди просто не представляют, что за это все Ватикан не платит.
– Но они вполне способны представить, что хочет кушать парикмахер. Духовное же – бесплатно… Не спорю, для бедных – да. Но если ты можешь заплатить, что ж ты сопротивляешься, как будто тебя грабят в темном переулке?
– Потому что не видят в Церкви человеческие черты, только Божественные.
– Раньше считалось вполне естественным помогать монастырю. Монахи молились за человека, и что в этом дурного, когда за тебя молятся? Пусть даже за то, что ты принес деньги.
В наше время я была свидетелем сцены. Настоятель сказал прихожанам, что если среди них есть старые одинокие люди и они опасаются, что после смерти за них некому будет молиться, может быть, им стоит подумать о том, чтобы завещать квартиру храму. За помощь и молитвы. О, надо было видеть, как понимающе стали переглядываться прихожане. На их лицах читалось: «Ха-ха! Эти хапуги решили еще наши квартирки себе прикарманить!» А что такого отец настоятель предложил?
– Предложил то, что всегда было характерно для Церкви.
– В мир иной-то страшно идти, я была бы не против, чтобы за меня наверняка просили Господа. Неужели недвижимость на этом свете круче вечной жизни? Почему молитва в глазах верующих считается такой малоценной вещью? Получается, что в Бога-то они верят, но в квадратные метры верят гораздо больше. – Понимаешь, раньше общину воспринимали как семью, и составить завещание в пользу Церкви не считалось изъятием имущества из семьи. А сейчас так не считают. Не считают еще и потому, что видят отсутствие пасторской заботы и интереса. Какой смысл помогать материально тем, кто к тебе холоден и равнодушен? Ведь не обязательно пожертвования должны выражаться в денежных знаках, некоторые вещи должны осуществляться как в семье. Помыть полы, украсить дом к празднику.
Когда от пастырей не чувствуется любви, любое предложение потратить деньги или время воспринимается как покушение на чужое, и воспринимается агрессивно.
– Раньше этой любви хватало? Ведь тоже священники на грудь прихожанам особо не падали.
