возмездия за земные грехи в день «Страшного суда». Эсхатологическая идея пронизывала всю церковную литературу, облекалась в яркие живописные образы икон и фресок, маячивших перед глазами верующих во время долгого богослужения в церквах… в тематику храмовых росписей XVI–XVII веков прочно вошла тема «Апокалипсиса». С эсхатологических позиций оценивались летописцами многие драматические события русской истории, стихийные бедствия… Лейтмотивом церковной литературы и пастырских поучений становится проповедь «Спасения страхом» и т. д.» (Леонтьев А.К. Нравы и обычаи. Очерки русской культуры XVI в. Ч. III. М., 1977. С. 36).
40 Именно так – перехожу к своей прямой теме – уже в средневековье рисовались и образ Врага – Мусульманина и его антипода – Православного Русского.
41 Западные наблюдатели писали не только о взаимной неприязни русских и татар, но и об очень больших различиях между ними в бою: «московит как только ударится в бегство, то уже не помышляет о другом средстве к спасению, кроме того, который бегство может ему доставить, когда враг догонит его или схватит, – он уже не защищается и не просит пощады. Татарин же, сброшенный с лошади, оставшись без всякого оружия, даже тяжело раненный, обыкновенно защищается до последнего издыхания руками, ногами, зубами и чем только может» (Герберштейн С. Записки о Московии. С. 78– 79).
42 Противостояние православно-русского социума мусульманско-татарскому все же в значительной мере можно толковать и как – очень древний по генезису – конфликт Земледельца и Номада.
43 Д.М. Балашов в своей книге «История развития жанра русской баллады» (Петрозаводск, 1966. С. 20) относит ее к балладному жанру.
44 Текст см.: Гильфердинг А.А. Онежские былины. СПб., 1873. № 260.
45 В других вариантах этой же историческои песни он даже назван «царем турецким» (см.: Русские исторические песни. Хрестоматия. М., «Высшая школа», 1985. С. 53–55).
46 Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981. С. 91.
47 О конкретных проявления оперативных функций метода умозаключения по аналогии в сфере исламистики см: Batunsky М. Carl Heinrich Becker: From Old to Modern Islamology // International Journal of Middle Eastern studies. Vol. 13, № 3. 1981. P. 298.
48 Еще раз подчеркну, что объем знаний о нем был ничтожен; но зато преобладали типичные для средневековья – точнее, для данной его фазы – всевозможные небылицы. Так, по свидетельству Д. Горсея, Иван Грозный в его присутствии рассказывал наследнику и боярам о свойствах различных дорогих камней и металлов. Речь зашла о магните. «Вы все знаете, – сказал царь, – что в магните великая и тайная сила; без него нельзя было бы плавать по морям, окружающим мир, и знать положенные пределы и круг земной. Стальной гроб Магомета персидского (sic!) пророка, дивно висит на воздухе посредством магнита в Дербенте (sic!)» (Записки о Московии XVI века сэра Джерома Горсея. С. 56).
49 Показательно, что около 1516 г. (см.: Соболевский А.И. Переводческая литература Московской Руси XIV–XVII вв. СПб., 1863. С. 325) на русский язык был переведен (под названием «Сказание о Срацинской вере латинина Риклодоз») уже безнадежно устаревший, даже по тогдашним весьма снисходительным критериям, антиисламский трактат Рикальдо де Монтекроче (1243–1320), полный самых нелепых басен об исламе (см. подробно: Mandonnet P.F. Fra Ricoldo de Monte Croce // Revue Biblique. Vol. II. P. 1893; Батунский MA. Развитие представлений об исламе в западноевропейской средневековой общественной мысли (XI–XIV вв.) // Народы Азии и Африки. 1971, № 4. С. 111–112).
50 «Иван Грозный привлек на свою сторону «непреодолимую силу татар, отважных воинов, лучших, чем были русские. Он пользовался ими для укрощения и обуздывания тех князей и бояр, которые… были им недовольны и готовы были возмутиться против него за жестокую резню, мучительства, беспрестанные убийства, грабительства и смертные казни лиц благородного сословия» (Записки о Московии… С. 22). Не доверяя, однако, и самим татарам, царь посыпал их завоевывать для него Прибалтику. В ней они – и это явно было по душе садисту Ивану Грозному – наводили ужас своей не знающей границ жестокостью (См.: Там же. С. 23–24). Они же учинили длившуюся непрерывно более шести недель резню в Новгороде (Там же. С. 25). Так что воистину слово «смерть» могло еще долго быть символом татаро-мусульман в глазах не только русских, но и Западной Европы. В то же время Горсей так преувеличивал роль татарских (и прочих «инородческих» – черемисских, нагайских, мордовских, черкесских) военных формирований, что именно им он приписал честь изгнания поляков после смерти Бориса Годунова (Там же. С. 166). А в уже упомянутом «Сказании о киевских богатырях» (создано в конце XVI или самом начале XVII в.) выведены – явление необычное для прежних времен! – татарские богатыри Идол Скоропеевич и Тугарин Змевич, которые служат христианскому царю Константину. В этом видят воздействие побед над татарами на автора «Сказания» (см.: Орлов О.В. Литература // Очерки русской культуры XVI века. Ч. II. С. 178). Не учтено, однако, что, во-первых, «Сказание» (см. подробно: Позднеев А.В. Сказание о хождении киевских богатырей в Царьград // Старинная русская повесть. М.-Л., 1941. С. 135–183; Евгеньева А.П. «Сказание о киевских богатырях, как ходили в Царьград…» по списку XVII века. Заметки о языке и стиле // ТОДРЛ. T. V. С. 108–128) славит торжество русских богатырей не только над царьградскими (=турками), но и над «татарской силой»; во-вторых, оно же отражает и процесс перехода некоторых ее представителей на «христианскую службу». Вообще же так пугавшую Запад «русско-татарскую мощь» я бы уподобил бинарной бомбе: каждый из составляющих ее двух компонентов сравнительно неопасен, тогда как их интеграция ведет к тягчайшим бедам. Очень показательно, что служивших Москве татар использовали «преимущественно там, где нужным считалось произвести наибольшее разрушение» (Фирсов Н. Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России до 1762 года и колонизация закамских земель. Казань, 1870. С. 327). К тому же западные авторы сами запугивали своих соотечественников зловещими описаниями татар. Так, у Герберштейна читаем: «Это люди среднего роста, с широким и толстым лицом, и прищуренными и впалыми глазами… Они имеют крепкое тело, смелый дух и склонны к беспорядочному любострастию… Они люди самые хищные… и всегда готовы поживиться на чужой счет… жгут деревни и села и наслаждаются нанесенным вредом» и т. п. (Герберштейн С. Записки о Московии. С. 135, 138). Англичанин Д.Флетчер пишет: «В рукопашном бое… они (татары)… действуют лучше русских, будучи свирепы от природы, но от беспрерывной войны делаясь еще храбрее и кровожаднее, ибо не знают никаких мирных гражданских занятий. Несмотря на то, они хитрее, нежели можно думать, судя по их варварскому быту… у них взгляд свирепый и страшный… когда же поют, то можно подумать, что ревет корова или воет большая цепная собака» и т. п. (Флетчер Д. О государстве Русском. С. 77, 82). Но, согласно тому же Флетчеру, татары, «как говорят, справедливы и честны в своих поступках и потому ненавидят русских, которых они считают лукавыми и несправедливыми» (Там же. С. 84). Более того: «взявши в плен какого-нибудь татарина, русские обычно обещают ему жизнь с условием, чтобы он крестился. Несмотря на это, им очень немногих удается убедить на такой выкуп жизни, по причине врожденной ненависти татар к русским», о которых они самого худшего мнения (Там же. С. 105). Напротив, многие из пленных ливонцев соглашаются принять православие, чтобы «пользоваться большею свободою»; и к тому же они получают за это награду от царя (Там же. С. 106). И все-таки, как мы не раз имели возможность в том убедиться, процесс христианизации и среди татар набирал темпы, притом довольно значительные. Тонкий знаток политики, Д. Флетчер обратил внимание на то обстоятельство, что, беря себе на службу татар, московское правительство зачастую использовало их лишь для борьбы с Западом, тогда как западных наемников посыпало воевать с враждебными России татаро-мусульманскими ханствами (Там же. С. 64).
51 Даже в конце XIX – начале XX в. это слово означало не только «магометанина», но и «неправославного», иностранца, не соблюдающего православных обрядов, и просто-напросто иноземца (См.: Словарь русского языка XVIII века. Вып. 1. Л., 1984. С. 149) – т. е. всех тех, кто «Бога» («истинного» православного. – М.Б.) не знает. Таким образом, «басурманин» стало словом- сигналом, создающим настороженную тональность повествования. Еще в средневековье «басурманом» именовали и католиков и протестантов. Русская государственно-церковная идеология и тех и других считала «нехристями» – «римско-лютеранской ересью» (см.: BenzE. Die russische Kirche und das abendlandische Christentum. Munchen, 1966. S. 24). Как видим, в перспективе слову «басурманин» суждено было стать настолько семантически открытым понятием, специфизируемым лишь в
