он посмотрел прямо в глаза Сергину и совсем другим голосом произнес: — Так вот, Николай Степанович, я с той стороны.
— На той стороне Мунозера никто не живет, — безразлично отозвался Сергин, отлично понявший, о какой «той стороне» идет речь. Но виду не подавал. «А вдруг обман, — думал он, — вдруг этот человек подослан финской полицией. Слышал, что в других деревнях аресты были. Может, хотят проверить, как я отнесусь к партизану, а затем расправятся со мной и моей семьей».
— Не веришь, значит? Что ж, понимаю.
— Зовут-то тебя как? — выдавил из себя Сергин.
— Зовут Яковом, а по фамилии — врать не хочу, — ответил незнакомец, а потом участливо добавил. — Боишься провокации? Понимаю. Да только пора научиться отличать сокола от ворона. А для порядка вот мои визитные карточки, — и незнакомец извлек из-за пазухи свежие номера газет «Правда» и «Ленинское знамя». — А еще тебе вот что скажу: дочка Елизавета из Ижевска привет шлет. Все у нее хорошо.
— Свой! — вырвалось из самого сердца Сергина. — Наконец-то!
— Вот что, отец, — сказал Яков. — Сможем ли вдвоем у тебя укрыться на некоторое время?
— Что за вопрос!
— Хорошо. Тогда жди завтра в это же время. Если в доме будут посторонние… — он на минуту призадумался. — Вот что, повесь тогда перед крыльцом полотенце. На просушку.
— Ясно.
— Тогда до завтра.
Они спустились вниз. И Яков, убедившись в том, что улица пуста, исчез за дверью. Сергин видел, как он прошел мимо окна и сразу растаял в ночной мгле.
Но недалеко ушел Яков. Теперь он обязан был проверить, как будет вести себя Сергин после этого посещения. Ведь речь шла об устройстве здесь зимней конспиративной квартиры. И надо было на все сто процентов убедиться в преданности хозяина, прежде чем сполна довериться ему. «Как поступил бы предатель? — мысленно рассуждал Яков. — Не сразу, конечно, но этой же ночью он сообщил бы полиции о незваном госте».
Долго и терпеливо выжидал разведчик за домом. Все было спокойно. Едва только небо посветлело, как он вернулся на свою базу.
Вскоре Яков обосновался в доме Сергина вместе со своим боевым товарищем.
— Куда нас, Степаныч, определить намерен? — спросил он у хозяина, когда вновь переступил порог этого дома.
— Это я уже обдумал, — ответил Сергин и повел гостей на чердак. — Здесь вам удобно будет. Из этого окошка подъезды к дому хорошо видны. Смекаете? Теперь давайте договоримся об остальном. Как радиобандуру лучше упрятать, сами думайте. Парни, гляжу, смекалистые. А кое о чем скажу. Ну, во-первых, чердак я ваш всегда запирать буду на висячий замок. Так что пока я, жена или бабка о себе знать не дадим, вы особенно здесь не громыхайте. Без танцев. Танцевать после войны будем.
— Не худо бы и сейчас, — заметил Орлов. — У вашего старосты Самойлова невестка, одним глазком видел, приятная.
— И про невестку уже знаешь. Остер глаз у тебя.
— Это я так, в шутку. Что до глаза, то он не у меня, у Васильева остер. А скажи-ка, Степаныч, что из себя представляет Самойлов?
— Самойлов? Худо ему приходится. Старостой назначили, а сын в Красной Армии. Скажут потом: «Хорош родитель: перед оккупантами выслуживался». Да и невестка его, Надежда, нет-нет и бухнет ему такое, что и пересказывать не хочется. А откуда ей знать, невестке-то, что он, Самойлов, не для себя, для других старостой быть согласился. Если бы не он, еще хуже было бы нам, деревенским. Многих выручал из беды. Но трудно в две дудки играть: оккупанты что-то на старика косовато поглядывать стали.
— Надо будет нам познакомиться с Самойловым, — заметил Васильев.
— Сделаю, — отозвался Сергии. — Да вот еще: договоримся так. В случае непредвиденной опасности, обыска или чего, я, когда к вам по лестнице подыматься стану, «Волга-Волга, мать родная» замурлыкаю… Как запою эту песню, вы через окно на крышу вылазьте и помните: дело к драке идет. И еще. У нас в доме на другой стороне эвакуированные живут. Как будто ничего люди. А впрочем, кто их знает? Так что, думаю, пока их вмешивать не стоит. Есть будете, что мы. Особых разносолов не обещаю, а голодать не придется.
— Спасибо, Николай Степанович, — сказал Яков, — сам понимаешь: если нас на семь замков запереть, да еще глаза завязать, да уши заткнуть, толку мало будет. Нельзя нам отсиживаться.
— Да кто говорит отсиживаться?! Просто с умом действовать надо. А что до глаз и ушей, так ими и меня бог не обидел. Да и старик Самойлов очень на глаза резв, да и умом сметлив. Есть еще сестра у меня в Ламбасручье. А вы этим поселком, гляжу, интересуетесь. Так что хватит у тебя глаз да ушей.
— Вот это дело. Ваши глаза и уши нам очень помогут, а как погонит Советская Армия оккупантов, и руки понадобятся.
— Вот и хорошо. Значит, договорились.
Долго не мог уснуть Яков в эту первую ночь под Сергинской крышей. Да и Васильеву не спалось. Он понимал, что радист всегда у рации находиться должен, и все же мечтал о большем.
И у Якова свои думки были. В этом походе он вновь убедился в том, что верить надо людям. Те же Епифанов и Лугачев надежными помощниками оказались.
Надо, чтобы больше было таких помощников. Но действовать теперь придется гораздо осторожнее. Одно дело, когда явка в лесу, другое — в деревне. Теперь следует избегать контактов с новыми людьми. Делать это надо через Сергина, Качанова, Епифанова и других. А самим? Самим остается скрываться. Разведка и сбор сведений должны проходить через людей проверенных и подготовленных.
С этим и уснул.
В последующие дни началась та кропотливая, неблагодарная, но очень нужная работа, которая, в конечном счете, не могла не приносить удовлетворения. Каждый раз, когда в положенное время начинался сеанс радиосвязи с Большой землей, Васильев, передавая зашифрованные Яковом тексты, знал: это удар по врагу.
Однажды через верных людей разведчикам стало известно, что в район Шуньги прибыла крупная кавалерийская часть.
— Зачем им понадобилась кавалерия, как думаешь? — спросил Яков у Васильева.
— Не для карательных ли действий…
— Вряд ли, скорее против партизан хотят ее бросить.
— В первый же сеанс сообщим.
Так и сделали. А спустя некоторое время узнали, что легкомоторные самолеты бомбили место сосредоточения кавалерии.
— Там все смешалось: кони, люди, — докладывал Якову осмелевший Лугачев. Он заметно повеселел со времени их первого знакомства.
— А откуда знаешь, что и как?
— Слышал разговор в штабе.
— Хорошее дело.
В августе разведчики получили указание центра собрать исчерпывающие сведения о том, какими силами располагают оккупанты в районе деревни Вегорукса. Выйдя на выполнение этого задания, Яков нарвался на карателей. С трудом ушел от преследования и только убедившись в том, что за ним никто не следит, возвратился в Мунозеро.
Но разведку провести нужно было. И Яков решил поговорить с Сергиным.
— Вегорукса, — сказал тот, — от Ламбасручья поближе, чем отсюда. А у меня что-то опять печенка заныла. Без помощи коновала ихнего никак не обойдусь.
На следующий день Сергии обратился к своему начальнику с просьбой, чтобы ему дали пропуск в Ламбасручей для консультации с врачом. Просьба старательного бригадира была уважена. В Ламбасручье Николай Степанович встретился со своей сестрой Парасковьей Степановной Антоновой. Через нее и удалось получить те сведения, которые интересовали советское командование.
