Шло время. В один из сентябрьских дней 1943 года Васильев встретил возвратившегося из очередного похода Якова сам не свой.
— Плохи дела. Питание отказало окончательно. Пока не достанем нового, считай, что нет у нас рации.
Но Якова не очень обескуражило это сообщение. Он только спросил:
— А ты вчерашнюю шифровку передал?
— Да.
— Ну, тогда порядок. Собирай вещички и… Сегодня у нас какое число?
— 22 сентября.
— Так вот, завтра отправляемся на Большую землю.
— А рацию с собой?
— Зачем. Теперь нам есть у кого ее оставить.
Последние сутки Яков затратил на встречи с верными людьми. Епифанову сказал:
— До свидания, старик. С тобой мы свидимся в самое ближайшее время. Одно прошу: Ламбасручей держи все время под прицелом. Тебе это сподручнее. Был у меня там надежный человек, да перевели его внезапно.
— А ты, Яша, если кого ко мне пошлешь, предупреди, чтоб не наткнулись на моего соседушку Качанова. Зловредный старик!
— Ладно, — улыбнулся Яков, не далее как вчера получивший от Качанова сведения о количестве автомашин, прошедших за день мимо деревни.
С Сергиным и его домочадцами крепко обнялись.
— Помни, Степаныч, придет к тебе человек в любую пятницу. Пароль такой: «Вам привет от Якова».
Разведчики накрепко связали парашютными стропами три бревна. Получился плот. На нем и переплыли узкую озерную губу. Пешком добрались до того места, где заранее была приготовлена лодка. Отчалили. К пяти часам вечера достигли Клименицких островов. Переждали здесь, пока стемнеет, и поплыли дальше. На третьи сутки они были уже у своих.
Глава 6 РАСПЛАТА
Пернанен в Ламбасручье устроился с комфортом. Он занимал нижний этаж лучшего в поселке дома. А на втором этаже размещались штаб и канцелярия. Это было удобно во всех отношениях да к тому же не требовало дополнительной охраны. Пернанен был совершенно спокоен за свою семью: часовые у штаба дежурили непрерывно, а ночью посты усиливались.
В этот ненастный октябрьский вечер Пернанен с особым удовольствием попарился в бане. Все-таки у русских не все плохо. Бани, например, отличные.
Высокий, дородный, он после мытья долго еще сидел в кресле, утирая побагровевшее лицо махровым полотенцем.
На улице лил нескончаемый дождь, а здесь, в комнате, было тепло и уютно. Однако Пернанен не испытывал полного удовлетворения. Он знал, что дела на фронте идут неважно. А его собственные дела и планы целиком зависели от этого. В случае чего отсюда и ноги не унесешь… Думать об этом Пернанену никак не хотелось, но мрачные мысли так и лезли в голову.
Да, пора бриться. Сейчас вернется с прогулки дочь (девочка слишком рискует, задерживаясь по вечерам), и они будут ужинать. Если еще комендант заглянет на огонек, будет отличный повод распить бутылку-другую. Вечером можно, а с утра не стоит. Эта проклятая водка иногда заставляет совершать необдуманные поступки.
Пернанен вспомнил, как он однажды раздраженный вернулся из леса. Не хватало людей, и биржа по существу не работала. От огорчения за обедом выпил лишнего, а потом на обратном пути увидел возле канцелярии толпящихся людей. Они ждали, когда им выдадут талоны на муку. Каковы: в лес работать не идут. А вот есть финский хлеб валом валят. В глубине души Пернанен знал, что этот хлеб вовсе не финский. Это то, что осталось от реквизированных у тех же крестьян запасов. А впрочем, то, что реквизировано, уже принадлежит великой Финляндии.
И он рассердился. Разъяренный поднялся наверх по скрипучей лестнице. Но и здесь, у дверей канцелярии, было полно русских. И тут он услышал, как одна старуха сказала: «За их чертовыми опилками сутками стоять надо». Этого Пернанен не стерпел. Он схватил мерзкую бабу, выволок ее на улицу и швырнул на мерзлую землю. Аж кости затрещали у старой ведьмы. А потом к нему пришла дочь той старухи и стала просить помощи. Пришлось пригрозить револьвером. Очень весело было смотреть, как она, сломя голову, бежит по лестнице. Думал, больше не заявится. Так нет, опять пришла. Требует лошадь, чтобы мать в больницу отвезти. Старуха, видите ли, умирает. Но Пернанен сказал так: «За пятьдесят километров лошадь не погоню. Для русской старухи нет у нас лошадей. Если умрет, так и надо». В глубине души Пернанен считал, что поступил он тогда совершенно правильно. Правда, может быть, чуть-чуть перегнул… Но, с другой стороны, разумная строгость необходима.
Конечно, и среди финнов есть люди крайностей. Вот, например, комендант Липасти. Обнаружил у одного старика припрятанный хлеб. Как тут быть? Пару раз огреть резиновой палкой и посадить в яму дней на пятнадцать. Он, Пернанен, именно так и поступил бы. А Липасти? Тот вывел старика на улицу и приказал ему раздеться. И что за охота любоваться на этот скелет.
Один солдат держал старика за ноги, другой за руки, а Липасти порол его плетью. И перестарался. Умер старик. Черт с ним, со стариком. Но коменданту и этого было мало. Он и жену запорол. А это уж слишком!
Пернанен отвлекся, наконец, от своих мыслей и стал бриться. Из зеркала на него смотрело широкоскулое лицо с высокими надбровьями. Квадратный подбородок, бледно-голубые глаза. Ища обо что вытереть бритву, он заметил на столе книгу Херсхольта Гансена «По следам войны». «И зачем только девочка читает эту ерунду?» — с раздражением подумал Пернанен. — А Гансен тоже хорош! Датчанин, прикинулся нашим другом, приехал сюда, на оккупированную территорию, в качестве военного корреспондента. И что пишет? Умиляется по поводу того, какие хозяйственные успехи были достигнуты в Карелии при Советах. Пернанен отложил бритву, небрежно раскрыл книгу и скользнул взглядом по следующим строчкам: «…За последние месяцы финская армия захватила лишь очень ограниченное количество пленных. С ранеными пленными большей частью расправа весьма короткая. Это подтверждают сами финские солдаты…»
Подтверждают! Пернанен с удовольствием рванул лист и вытер бритву. Он взял полотенце и хотел было пройти к умывальнику, как вдруг в коридоре послышались шаги и кто-то без шума растворил дверь. Что за нахалы! Такого он не припомнит, чтоб к нему врывались столь бесцеремонно.
На пороге стояли трое.
— Чего угодно? — спросил Пернанен, негодуя по поводу того, что к нему осмелились войти без стука.
Один из троих, тот, что повыше ростом, не отвечая на вопрос, негромко сказал на финском языке:
— Руки вверх!
— Бросьте шутить, — рассмеялся Пернанен. Но смех его был фальшивым. Где-то в глубине души он почувствовал, что надвигается что-то непоправимое. Пока же он продолжал игру. — Вы что, таким образом пытаетесь оправдать свое неуместное вторжение? Слава богу, мы в глубоком тылу.
— Сыпанем по нему, Гриша, и дело с концом, — сказал коренастый и приподнял автомат.
— Повторяю, руки вверх, — требовательно бросил высокий, в то время как третий из незнакомцев быстро перерезал телефонный провод.
— Я говорю вам в последний раз, бросьте глупые шутки! — завопил Пернанен, хотя теперь уже определенно понял, что не в шутках дело.
— Нам не до шуток, — совершенно спокойно по-фински разъяснил высокий. — Вы ищете партизан?
