«Пернанен».
«Всем владельцам коров и прочего мелкого скота не позднее 15 июня 1942 года передать свой скот общине».
«Овец всех остричь и шерсть привезти в Ламбасручей».
«Всем лошадям отрезать хвосты до 30 октября и волос привезти в земельный отдел».
«Всех овец, баранов, ягнят 18.V.1943 г. согнать в Космозеро. Оттуда они будут отправлены далее».
«Старосте деревни Пегрема приказываю сегодня же послать трех мальчиков: Прохорова Виктора, Прохорова Федора, Максимова Василия в Великую Губу пасти коней. А также пошлите в Кижи на молотьбу Ражиеву Татьяну, Прохорову Марию, Еремину Акулину, Прохорову Айну, Алампиеву Матрену, Петушову Марию».
— Видал, крепостное право устроили, дьяволы, — скрипнул зубами Миккоев.
— Ладно, хватит бумаги ворошить! — решил Орлов. — Недосуг сейчас. Да и специалисты для этого дела есть. Клади все в мешок, потом разберемся, что к чему.
Едва разведчики успели собрать документы, как в комнату ворвался Николай Ермолаев:
— Плохи дела, товарищ Орлов! Из казармы крепко жарят. Головы поднять нельзя. Как бы не прорвались!
— Ты чего заторопился? — спокойно сказал Орлов. — Делать все надо не спеша, солидно. А что стреляют, так на то и война. — Он подошел к окну, прислушался. — Эх, не только в казарме загвоздка. А вот что катер с поста возвращается — это похуже будет. Одним словом — пошли!
Все участвовавшие в разгроме штаба поспешили туда, где шел жаркий бой. Прибыв на место, Орлов понял, что противник может преодолеть растерянность и каждую минуту перейти к решительным действиям. Задача, в сущности, выполнена; поэтому главное сейчас оторваться от противника, не дать ему возможности воспользоваться своим численным превосходством.
По приказу Орлова часть бойцов продолжает вести огонь из всех видов оружия. Другие под прикрытием этого огня подбираются почти вплотную к казарме и пускают в дело гранаты. Один за другим следуют взрывы, из окон валит густой дым.
— Так. Думаю, они не сразу опомнятся. Теперь отходи.
Товарищи попеременно несут тяжело раненного бойца Новоселова. Романов сгибается под тяжестью мешка с документами. Несколько человек образуют замыкающую группу: она должна принять на себя первый удар на случай внезапного нападения. Но обескураженный ночным штурмом враг пока не преследует. Впрочем, на длительное затишье рассчитывать, конечно, нельзя.
— Умер Новоселов, — докладывает Орлову один из разведчиков.
Бойцы хоронят товарища. Недолго длится ритуал прощания. На мгновение снимают шапки над свежей могилой и продолжают отход.
Вскоре разведчиков принимает в свои широкие объятия родной карельский лес.
— Здесь нас голыми руками не возьмешь, — замечает кто-то.
— Правильно, — поддерживает его Орлов. — Но все равно к лодкам напрямик двигаться нельзя. Слишком рискованно. Надо поплутать маленько…
Во время короткого привала походная рация посылает свои позывные в эфир. Командование получает короткий рапорт об успешном исходе операции.
И вот отряд снова в пути. Дорогу он перешел врассыпную. На следующий день все разведчики собрались на своей базе. После этого стали продвигаться к озеру. А оно как раз расходилось в эти дни. Хорошо, что лодки предусмотрительно вытащили на берег. При такой погоде даже здесь, в бухте, их могло разбить или унести на озерный бушующий простор.
Две ночи ждали катеров, но те, видно, не могли прорваться сквозь шторм. Оставаться же здесь, на берегу, становилось все опаснее. Лес все время прочесывали летучие отряды карателей. Орлов решил еще раз связаться со своим командованием по радио. Радист уже развернул рацию, когда сторожевое охранение сообщило, что сюда направляется большой вражеский отряд.
Принимать бой, имея за спиной озеро, было крайне невыгодно, но выхода нет: с обеих сторон уже загремели выстрелы. Романов вдруг вспомнил, что оставил на дереве мешок с документами. Не бросать же то, что добыто с таким трудом. А пули уже пронзительно свистели над головой. «Была не была…» Романов прыгает и ухватывается за мешок. Не поддается. Еще раз прыгает и тянет изо всех сил. Слышится треск. Ветка не выдержала. Вместе с мешком разведчик валится на землю. И вот он уже среди своих, вместе со всеми посылает пулю за пулей туда, где мелькают в чаще неясные фигуры.
— Нет, не возьмешь! — кричит Орлов, как будто кто-то из врагов может его услышать. Он стреляет короткими очередями и, видя как падают в чаще шюцкоровцы, приговаривает: — Это за Ржанского, за Сюкалина!
До десятка вражеских солдат уже валяется на берегу. Но каратели все время получают подкрепления. Им удается оттеснить от основной группы разведчиков человек шесть-семь.
— Гранаты к бою! — командует Орлов.
«Малая артиллерия» позволяет немного выправить положение. И все-таки многих своих товарищей не досчитались разведчики, прежде чем сумели оторваться от преследователей. Потеряли тех, кто ушел влево. Из них только одному Ермолаеву удалось вырваться из вражеского кольца. Он неделю скрывался в лесу, потом разыскал на берегу лодку, оставленную местными жителями, и один переплыл озеро.
Оставшимся в отряде удалось выйти из-под огня. Когда стемнело, они пошли к лодкам и, несмотря на сильный ветер, отплыли от берега. Романов правил веслом. Орлов сидел рядом с ним, сверяя курс по компасу. Те, кто не был на веслах, котелками, банками вычерпывали воду.
Подошли к горловине губы. Теперь уже нельзя было рассчитывать на неосведомленность противника. Лучи прожектора то и дело шныряли повсюду. Скрываясь за гребнями волн, лодки продолжали прорываться в открытое озеро. Уже миновали узкое место и удалились от берега, как вдруг сторожевые посты открыли огонь. Но маленькая флотилия Орлова уже вышла из сверкающей полосы прожекторного луча и скоро была недосягаема.
Шторм и ночь надежно укрывали разведчиков, но они же угрожали им гибелью. И, однако, через восемь часов все они, вымокшие, продрогшие, выбившиеся из сил, все же достигли северо-восточного берега Онежского озера. Но и тут появилось непредвиденное препятствие. Как-то случайно заметили, что берег заминирован. Один неосторожный шаг, и можно подорваться на своих же минах. С трудом отыскали какую-то яму и лежали в ней до утра, тесно прижавшись друг к другу. Утром окоченевшими пальцами разминировали проход и вскоре встретились с давно разыскивавшими их пограничниками. На заставе отдохнули, отогрелись. Потом самолеты доставили всех на базу.
Группа разведчиков, действуя в сложнейших условиях, осуществила десантную операцию в глубине расположения противника. Она успешно выполнила трудное задание: ликвидировала вражеский штаб, доставила командованию ценные документы.
Казалось бы, Орлов, руководивший этой операцией, мог быть удовлетворен ее результатами. Но он в эти дни был необыкновенно пасмурен.
— Ты чего, Алексей, такой хмурый? — не давал покоя ему Миккоев. — О товарищах наших грустишь? Так ведь война. Они свое дело сделали. Кто знает: может, и наш черед не за горами.
Говорил это Тимофей Миккоев просто так, чтоб утешить Орлова. Не ведал он, что ему, Тимофею, геройскому парню, отмерена уже небольшая доля жизни, не думал, что вскоре, выполняя очередное задание, попадет с парашютом в непролазную топь, откуда так и не сумеет выбраться.
Орлов не переставал скорбеть по погибшим. Когда принимали его в партию, он счел необходимым сказать: «Не смог всех людей уберечь…»
Эх, если б возможно это было на фронте.
Имелась у Орлова еще одна причина для глубоких размышлений. Документы, добытые в последней операции, со всей очевидностью свидетельствовали о том, что Зайков вступил на черную дорогу предательства.
