На Большом Клименицком острове по берегу Онежской губы вытянулась деревня Середка. Через пролив отсюда рукой подать до Кижей, где высится многоглавая церковь.
Немного домов было в Середке. Десятка два. Не больше. Среди них выделялось здание школы, не внешним видом, а скорее благодаря тому, что стояло на горе.
В школе были всего две классные комнаты, да помещение для учителя. Из небольшого коридора лестница вела на чердак, откуда хорошо просматривалась вся деревня. Крыльцо располагалось с южной стороны, а в сенях имелось слуховое окно. Из меньшего класса двери вели в большой и в учительскую комнату, оттуда — на кухню.
Сюда, в школу, и привел Калганов в тот ноябрьский вечер Орлова и его спутницу. До прихода гостей у Чеснокова состоялся разговор с сестрой и матерью Татьяны. С сестрой было просто. Девушка понятливая. Ее только предупредить следовало, чтобы не болтала. А вот мать — иное дело.
— У тебя дите, — говорила она Татьяне. — Что с ним будет, если вас с Семеном расстреляют?
— Так уж и расстреляют!
— Думаешь, нет? Плохо ты их тогда знаешь! А что мы без вас, горемычные, будем делать!
— Значит, по-твоему, — своих людей предать? Пусть, мол, гибнут, а мы знать ничего не знаем! — не вытерпела Татьяна. — Так, ты советуешь!
— Я этого не советую, — примирительно сказала мать. — Да и что говорить, все равно по-своему сделаете.
— И сделаем. Иди, Семен, поторопи гостей.
— Они сами придут. Лампу-то я уже засветил и на окно поставил, пока вы тут с мамашей разговаривали. Постойте!.. Кажется, кто-то стучится.
Семен вышел в сени и почти сразу ввел в комнату Орлова и Галю.
— Здравствуйте, — сказал Орлов, здороваясь с каждым за руку. — Так что вы нам скажете? У вас тут больно громкий разговор был… Тому, кто слухом не обижен, с улицы все слышно. Ну так как? Может, от ворот поворот?
— Что вы, Алексей Михайлович, мы уже тут все обговорили.
— Хорошо, если так. Решайте сами, товарищи, как сердце подскажет. Дело тут такое, неволить никак нельзя.
— Все решено, Алексей Михайлович! Ставь, Татьяна, самовар. Вот только чаю у нас нет, малиновый лист завариваем.
— Что до заварочки, так она у нас с Галей найдется.
Татьяна с Семеном рассказали Орлову, что первоначально финские офицеры хотели устроить в школе штаб. Потом отказались от этого, но жалуют сюда частенько. Не раз уже обыски делали.
— Что обыски были — это даже хорошо, — заметил Семен. — Ничего подозрительного не нашли и теперь уже не так настороженно к нам относятся. Да и то, что я по-фински говорю, им нравится. А с вами так: дверь из нашей комнаты мы столом заставим, а из маленького класса в большой — книжным шкафом. Это не шкаф, а целый дом. Вот вам и убежище на всякий случай. А впрочем сами взгляните.
Орлов прошел в небольшую угловую комнату с одним окном, завешанным географической картой.
«С картой они хорошо придумали, окно надежно завешано и подозрений никаких: карта учителям нужна», — подумал Орлов.
Он подошел к шкафу, довольно громоздкому сооружению. Полки в нем были сняты, так что внутри образовалось большое пространство. Одну дверку, более широкую, заколотили, и за ней вполне могли спрятаться даже два человека.
— В шкафу будете скрываться в крайнем случае, — сказала Татьяна. — А спать можно здесь. Вам на полу, а Гале на столе постелим. Если тревога, конечно, все это долой. Вот так. А сейчас, Галя, пойдемте, наверное, вам помыться надо. А потом чай пить будем.
Алексей с Семеном тем временем присели на табуретки и стали во всех деталях разрабатывать различные варианты поведения на случай непредвиденной опасности. Тут все надо было предусмотреть, вплоть до условных сигналов, если внезапно нагрянут фашисты.
Скоро хозяйка позвала ужинать. Здесь, за столом, Чесноковы рассказали о том, как сложилась их жизнь. Ведь как хорошо им было еще недавно. Оба учительствовали, активно участвовали в делах колхоза. В мае у них родился сын Евгений. А 21 июня решили съездить в Петрозаводск: ребенка показать в консультации, да заодно и родных навестить. В пути находились долго. Около шести часов утра пароход подошел к петрозаводской пристани. Было совсем светло. Самый разгар белых ночей.
— Смотрим, — припоминала Татьяна, — что-то неспокойно в городе. Оказывается, война началась.
Так и вернулись мы в Середку, а на душе тревожно. Вражеские самолеты то и дело снуют над островом. Привезли несколько семей эвакуированных. Временно расположили в нашей деревне. В сентябре Сеня вступил в истребительный батальон. Я осталась одна на все четыре класса. А вскоре вызвали меня в сельсовет. Говорят: надо готовиться к эвакуации. Все упаковала: книги, таблицы, карты…
На баржу мы очень рассчитывали, но она прошла мимо Кижей. А за Кижами обстрелял ее вражеский самолет. Говорят, много было жертв. После-то, как и через Олений остров эвакуироваться не удалось, поняла я: надо готовиться к худшему.
А потом Сеня пришел. Без него пропали бы мы. Всем им, кто в истребительном был, задание дали и распустили. А через несколько дней, помнишь, мама, к нам пожаловали незваные гости. Вечером это было. Сеня читал. Я ужин готовила. Вышла я в коридор с тарелкой в руках, что-то на холод вынести собиралась, открываю дверь, а там словно призраки в белых халатах. У меня и тарелка выпала. У нас они расположились на отдых. А потом все ходили по деревне и у ребят спрашивали, не видели ли они партизан. А сами ведь остановились в семье партизана, на той печке грелись, за которой я гранаты да комсомольский билет свой спрятала.
— Да я вижу вас совсем разморило, — прервала свой рассказ Татьяна. — Пора отдыхать.
Безмерно уставшие люди устроились на ночлег. Спали, не раздеваясь. В изголовьи Орлов положил наган. Гранаты находились в шкафу. Их тоже можно было в случае нужды пустить в ход.
Несмотря на усталость, Алексей долго не мог заснуть. Он ворочался на своем довольно жестком ложе и думал, думал, как быть дальше. Одно ясно: надо добираться до своих. И вовсе не ради спасения собственной жизни. Просто он не видел иного выхода для продолжения борьбы. Легализоваться ему здесь невозможно (слишком многие знают его в лицо), а о партизанах в Заонежье пока ничего не слышно.
Как же быть? Или ждать, пока озеро замерзнет, и потом идти на лыжах? Тут и Галя от него не отстанет. Девушка она выносливая, хотя и хрупкая на вид. Да, но вдруг долго не станет озеро? Что тогда? Числиться в пропавших без вести? И сразу пришло решение: надо попытаться с помощью Чеснокова и Калганова достать лодку. С этим и заснул.
Утром Алексей поднялся поздно. Галя уже встала и расчесывала свои длинные волосы. Только Орлов собрался пройти на кухню, как оттуда прибежала Татьяна. Все было понятно без слов. Лишь несколько секунд понадобилось для того, чтобы скрыть следы ночлега, и вот уже Галя и Орлов, затаив дыхание и тесно прижавшись друг к другу, стоят в шкафу. В одной руке у Орлова — граната, в другой — взведенный наган. Шаги раздаются уже в большом классе. Это с кем-то вошел Семен. Разговаривают по-фински. Наконец стукнула дверь. Кажется, пронесло на этот раз. Но выходить еще рано. В шкафу совершенно темно, но Орлову кажется, что он видит широко открытые глаза своей спутницы, видит ее упрямо сжатые губы.
Снова шаги. Теперь знакомые, быстрые. «Отбой», — шепчет Татьяна, и все с облегчением вздыхают.
Алексею и Гале не повезло. Как назло, вражеские патрули зачастили в Середку. Все чаще им приходилось долгие часы просиживать в шкафу. В такие минуты Орлов старался не думать об опасности. Он даже ухитрялся совершать мысленные путешествия в прошлое. Вспоминал родную деревню Ивойлово, что близ Череповца, годы работы в колхозе. Вспомнилось и то, как в 1935 году приехал в Петрозаводск и поступил на Онежский завод. Работал молотобойцем, а потом и кузнецом. По четыреста канадских топоров за смену выходило из-под его молота. А потом пригласили на работу в милицию. После годичной школы получил назначение в Заонежский район уполномоченным Сенногубского и Кижского сельсоветов. Жили
