В мечтах Саня не раз бывал самым лучшим изобретателем, самым знатным рабочим, самым известным писателем, чемпионом мира, совершал удивительные подвиги. И не раз представлял, как Председатель Президиума Верховного Совета вручает ему орден или даже Золотую Звезду Героя. Ух! От такой мечты дух захватывало. И как приятно думалось о том, что все будут им гордиться — мать, Ирка и тот же Мишка Фролов. Мария Петровна начнет рассказывать в больнице, что живет в одной квартире с тем самым Александром Рябининым…
Теперь он так обокрал себя, что даже и мечтать ни о чем не смеет. А кругом такая интересная жизнь!
Что видел какой-нибудь средневековый мальчишка? Осликов, на которых люди ездили? Церкви? Да что средневековье! Еще в начале этого века не было ни настоящего электричества, ни радио, ни, конечно, телевизора. А теперь все это есть. Есть самолеты быстрее света, есть самолеты, которые управляются по радио с земли, есть лучшие в мире электростанции. Скоро построят ракеты, которые полетят на другие планеты. С помощью невиданных машин люди пророют землю до страшной глубины, изобретут такие скафандры или что-то еще и освоят все морские глубины. Ему, Сане, повезло, что он живет в такое время да еще в такой стране. Ведь сколько людей на свете завидуют советской молодежи!
А он, Саня Рябинин, советский школьник, лежит без сна в постели, жалкий, испуганный, ни на что не способный. А ведь даже сейчас, в этот момент, ночью, многие люди совершают подвиги. Кто-то стоит за капитанским мостиком и ведет в океане советский пароход. Кто-то сидит за штурвалом самолета и летит к Москве вместе с солнцем. Где-то в больнице хирург делает операцию, спасает жизнь человека. На дрейфующих станциях Северного полюса и в Антарктиде работают ученые. На строительстве электростанций на Волге в ночной темноте сверкают огни электросварок. На границах стоят пограничники — прислушиваются, не пытается ли проникнуть в нашу страну шпион. Всем этим отважным людям хорошо, они чувствуют себя нужными, полезными, не то что он, Рябинин.
Появилось много рассказов писателей, побывавших в разных странах. Как это интересно! Хорошо, если б и Сане когда-нибудь удалось совершить путешествие.
Строить, летать, путешествовать! И это не просто мечта, это все может быть, если он, Саня Рябинин, возьмется за ум.
Какая глупость! Связался с лентяем, позером, дрянью и вообразил, что нашел интересного друга. Довольно, хватит! Игорю он больше не друг! Надо учиться, надоело бездельничать.
Но кому рассказать об Игоре, о сувенирах, об истории с машинами? Как сбросить с себя этот тяжелый груз?
Глава XII
Сергей Владимирович
Татьяна Михайловна тихо постучала в дверь. Но в кабинете директора шел оживленный разговор собравшихся учителей, и ее стука никто не слышал. Тогда она приоткрыла дверь и заглянула. Тимофей Николаевич увидел ее:
— Входите, пожалуйста, и садитесь.
Она села на стул у стены, тут же, около двери.
За длинным узким столом, покрытым зеленым сукном, сидели учителя. Заседание педсовета еще не началось, ждали опоздавших, и каждый занимался чем хотел.
Сергей Владимирович, по близорукости низко наклонившись над столом, заполнял классный журнал. Обычно Татьяна Михайловна видела его днем, в перемены. Он казался ей крепким и молодым. А сейчас, в конце рабочего дня, у него усталое лицо с глубокими морщинами, и невольно подумалось: вероятно, ему уже около пятидесяти лет.
Учительница математики Пелагея Антоновна, которая в седьмом классе была классным руководителем у Сани, разговаривала с учительницей истории. Пелагея Антоновна сияла своей улыбкой, серебристой сединой, белоснежной блузкой, чистой, голубого цвета вязаной кофтой и голубыми ласковыми глазами. Когда бы Татьяна Михайловна ни видела Пелагею Антоновну — утром, вечером, в праздничный день или в будни, — она всегда была вот такой же свежей и сияющей. А ведь ей далеко за пятьдесят.
Учительница истории, с красивым именем Альбина — Альбина Александровна, сидела скучная, вялая и усталая, съежившись, закутанная в грубый серый платок, как будто ее знобило. Работать Альбине Александровне трудно — ребята совсем ее не слушаются, на уроках шумят.
Учитель географии Илья Львович, красивый, стройный, как всегда, с палкой-указкой, равнодушно слушает Клавдию Ивановну, которая что-то тихо шепчет ему на ухо. Татьяне Михайловне показалось, что Клавдия Ивановна вербует себе союзников против нее.
Директор, Тимофей Николаевич, сидя за своим письменным столом, разговаривал с завучем — Надеждой Алексеевной. Старый математик Петр Андреевич, опершись на свою палку, дремал и был похож на дедушку Крылова.
За короткий срок подошли опоздавшие, последней — учительница химии, как видно, из магазина, с хозяйственной сумкой, которую она смущенно засунула под стул.
— Ну что ж, начнем наше заседание, — сказал Тимофей Николаевич, постучав карандашом по столу. — Сегодня мы поговорим об итогах первой четверти, о том, как повысить успеваемость во второй четверти. Есть, как говорится, и персональный вопрос о двух «персонах» — Дичкове и Рябинине. Мать Рябинина здесь, а у Дичкова мать больна, отец не живет в Москве. Сами «герои», вероятно, дожидаются в коридоре. Начнем с этого вопроса. Предоставим слово классному руководителю девятого «Б» — Клавдии Ивановне.
— Я, собственно, не знаю, что говорить, — пожимая плечами и неохотно поднимаясь со стула, проговорила Клавдия Ивановна. — Вероятно, уже все знают об этой неприятной истории.
— Нет уж, простите! — заявил Тимофей Николаевич. — Почему все знают! Может, знают, да не так. Вы доложите педсовету!
— Ну ладно. В первой четверти ученики Рябинин и Дичков пропустили много занятий. Как теперь выяснилось, оба они оказались здоровыми и занятия, попросту говоря, прогуливали: бродили по улицам, ходили в кино… ну, и не знаю, чем они еще занимались. Поскольку оба они не учились, то, естественно, у них много двоек. Но дневники они мне не всегда давали, и родители были не в курсе дел своих сыновей. Обман, обман и обман! Всех, и меня и родителей, ввели в заблуждение. А еще я вот что хотела сказать. Когда мне дали этот класс, Надежда Алексеевна уверяла, что мальчики хорошие, дисциплинированные. На самом деле это не так. Они не признают никакого авторитета, плохо ведут себя на уроках. Многие учителя жалуются.
При этих словах Альбина Александровна согласно замотала головой. Иван Кузьмич поддержал:
— Да, класс действительно недисциплинированный. Все на него жалуются.
Клавдия Ивановна, довольная поддержкой, продолжала:
— Что касается Рябинина и Дичкова, то это типичная плесень, о которой пишут в газетах. Учиться они не хотят, и я не понимаю, почему бы их не устроить в ремесленное училище. Такие приносят вред всей школе, развращают других. Мать Рябинина пытается всю вину свалить на школу. Но сама она мало внимания уделяет детям.
Татьяна Михайловна даже вздрогнула и откинулась на спинку стула, как будто ее хлестнули по лицу. Она мало внимания уделяет детям? Один раз за всю жизнь поехала лечиться. Ведь ей только сорок лет, а у нее суставы семидесятилетней старухи, так скрутил ревматизм. Она всю жизнь отдала детям, своим и чужим, и вдруг такой оскорбительный упрек! Почему все молчат?
И действительно, после выступления Клавдии Ивановны наступила пауза. Почему-то молчал, опустив голову, Тимофей Николаевич. Молчали и другие. Это длилось целую минуту.
— Скажите, — обратился наконец директор к Клавдии Ивановне, — вы требовали у Дичкова и Рябинина медицинские справки, когда они пропускали занятия?
— Я ведь вам, Тимофей Николаевич, об этом уже говорила.
— А сейчас скажите педагогическому совету.
