веселых девиц с улицы Роша язык не поворачивался. Зачем это ему? Посмеяться?
Но Тер-Витар был серьезен.
– Перечисли-ка мне своих девушек, Тир. Надеюсь, ты их помнишь.
Когда отец смотрел так… Тир и не заметил, как помянул даже госпожу Аллете, замужнюю.
– Это все?
– Да. – Щеки юноши полыхали, как кострище. – Да в чем дело?
– Не знаю, – устало проговорил отец. Потер лицо руками и налил обоим вина из оплетенной лозой бутыли. – Что-то странное творится, сынок. Слухи про тебя нехорошие поползли. Не заметил? Девиц невинных бесчестишь якобы. Юношей-сотоварищей спаиваешь. Горяч во хмелю безмерно. Короля нашего помянул недобро.
– Я? Но отец…
– Да не верю я. Я-то тебя знаю. Но с чего бы эти слухи? Вчера Вышний Марк-Дольф попробовал меня утешить – мол, не беда, если первенец неудачный, есть ведь еще два сына.
– Что?! – кулаки Тира сами собой сжались.
– Успокойся… Ты лучше припомни: никому из Ордена дорожку не переходил? В храм ходил в срок, дары подносил как положено, словом недобрым не сердил?
– Нет! Ну… насколько я помню – нет.
– Взял себя в руки? Молодец, – устало похвалил отец, – Может, вместе поймем, с чего бы тогда Ордену тебя бесчестить… Понимаешь, не оставляет меня мысль, что все оттуда пошло. Вроде как именно в орден за душеспасением эта Лилия обращалась. Понимаешь? А у слуг Ордена длинные руки и доступ к любому королю. Будь очень осторожен, Тир.
Будь осторожен… Толку-то.
Несколько дней, пока отец разбирался с проблемой, Тир не выходил из дома. И к себе никого не звал. Приналег на книги, заучивал труды премудрого Мар-Бироша 'О нраве и обычаях, в сопредельных государствах бытующих'. Тренировался.
Но если Злиш в силе, то и Судьбина не убережет. На четвертый день Тир проснулся в чужом доме. Сильно болела голова, шумело в ушах… не слушался язык. Незнакомая комната плыла и качалась. А рядом, на залитом кровью полу лежали два тела. Незнакомая девица и младший сын рода Риже с ножом в груди. Ножом Тира…
Когда Тир наконец смог более-менее соображать и сумел отвечать на вопросы, за ним уже сомкнулись двери дворцового затвора – что-то вроде тюрьмы для Вышних и Средних, чья вина пока не определена.
Отец смог навестить его всего один раз. Вернее, два, но вторая встреча проходила под надзором высокого сухопарого орденца, а иносказаниями много не расскажешь. И вот уже три дня – ничего. Тишина и шлепанье веревочных сандалий за дверями. Орденцы…
Что же им от него надо?
Тир не позволял себе распускаться. Он делал упражнения, вспоминал прочитанные труды мудрецов. Думал о первых сражениях… Но тишина и полное однообразие чем дальше, тем больше выводили из равновесия. И еще – бессилие. Он, наследник Высшей знати, воин, рыцарь, мужчина – и ничего не может сделать против стайки безродных людишек в сине-белых сутанах! (сутана – сине-белое одеяние слуг Ордена. Прим. автора). Попался в тенета, словно летучий крыс в сеть лесовика! Опоили, вынесли из дома, а он проспал все на свете!
За дверью снова послышался шорох. И шелест нескольких пар веревочных туфель! Нескольких! Тир поднялся.
Да, это шли к нему.
Дверь распахнулась, в проеме замаячили синие сутаны. Отца с ними не было, зато орденцы зачем-то привели с собой мага, старика с каким-то выцветшим лицом. Тир никогда не видел молодых магов, только старых. Тихих, почти бессловесных, очень послушных…
– Дитя мое, мы к вам с вестями, – первый орденец, с полноватым лицом, приветливо улыбался, но от прищуренных глаз веяло не теплом, а темной стужей.
– Мое имя Тир Соброн, – медленно проговорил юноша, – И я не дитя.
Он знал, что орденцы имеют право называть по-своему даже короля, но признавать за ними это право не желал. Не сейчас.
– Ошибаетесь, дитя, – снова улыбнулся орденец. – Король Деруа (да будет на нем благословение обоих богов) рассмотрев сегодня ваши грехи и преступления…
– Сегодня? – не выдержал Тир.
Без него!
– Сегодня, – кивнул отче, – И выслушав сегодня перечень ваших прегрешений, а также ходатайства сторон, милует вас и отдает под опеку ордена. Дабы мы воспитали в вас подобающее уважение к закону и канонам веры. А посему мы прибыли препроводить вас в должное место в нашем прибежище ревнителей веры.
Тиру показалось, что он снова на поляне лесовиков. Под стрелами… Неужели так можно? Прибежище. Прибежище… как дикаря, как… А его отряд на границе, его семья, отец? Рука само собой потянулась к пустому поясу.
– Я не пойду.
Не дамся без боя. Рыцари не сдаются… Неужели отец ничего не смог сделать?
По группке синих прошло движение.
– Дитя, я позабыл сказать, – Ваш отец тяжело болен. Упал прямо во дворце, и вот, при смерти. Так что…
Пол ушел из под ног.
– Нет… – проговорил Тир. В висках тяжело заломило. – Нет!
– Мы можем послать к вашему отцу лекаря. Даже мага. Если вы проявите…
– Нет!
– Держите его!
Пламя возникло в комнате неожиданно, казалось, оно спрыгнуло со свеч. Прямо у ног Тира вспыхнули горячие желтые языки, мгновенно выросшие до пояса. Страх промелькнул и исчез, и вместо него пришла ярость.
– Не смейте… вы…не смейте!
Огненный вал рванулся в дверям, выплеснулся в коридор, к потолку рванулся дикий крик. В огне заметались фигуры, уже не синие…
– Хватай его!
Прямо из огненного облака вдруг выдвинулась темная фигура старого мага. На равнодушном лице не дрогнуло ни черточки, когда пламя внезапно дрогнуло… взвихрилось и погасло.
И вместе с ним погасло сознание Тира.
Прощаясь, мать по обычаю поцеловала его в обе щеки – чтоб и бог, и богиня не оставили своей милостью – и накинула на запястье браслет-петельку. Чтобы помнил…
Асанка все никак не могла поверить в свое счастье – сына приобрели не хозяева плантаций и не владельцы 'красных домов'. Сина купили добрые люди из Ордена, сразу новую одежду справили, подлечили…
– Пора. Юноша, в повозку. Поехали.
Легкий скрип колес, легонькое облачко рыжеватой пыли. Син вцепился в борт повозки, глядя, как тает в пыли дом, где он прожил шестнадцать лет. Как мама крепится, прижимая ко рту натруженные руки, старается вытерпеть, а потом не выдерживает, шагает вслед повозке, и по смуглым щекам дождевыми капельками скатываются слезы…
Несколько шагов, и Асанка точно сламывается. Опускается в пыль.
