По широким ступеням в театр поднималась группа мужчин. Они выделялись среди всех, кто шел в театр, своей представительностью, непринужденностью поведения как люди, привыкшие все время быть на виду. У подъезда стояла большая, черная, блистающая лаком и никелем легковая машина, из которой они вышли. По-видимому, мужчины проводили утро на каком-то озере: на сиденье машины лежало несколько спиннингов в чехлах, валялся букет полевых цветов.
— Обкомовские, — сказал Гриша. — Тот, который в сером пиджаке, секретарь обкома, Немчинов. Он приезжал к бате в колхоз.
— Крепко же они подзагорели! — заметил Семен, разглядывая распаренные, красные, почти черные лица.
Немчинов шел впереди всех, подняв руки и поправляя воротничок рубашки. Он внимательно, немного исподлобья оглядывал всех, кто стоял на театральном подъезде. Оглядел приезжих из Собольска и задержал взгляд на Марусе — возможно, потому, что она выделялась в нарядной толпе помятым дорожным сарафаном. Как бы подстегнутая этим взглядом, Маруся нерешительно шагнула вперед, навстречу Немчинову.
— Дядечка, позвольте вас спросить... — Почему она назвала секретаря обкома «дядечка», Маруся и сама не могла бы объяснить. Может быть, потому, что почувствовала себя перед ним совсем девчонкой.
— Раз такое дело — спрашивайте! — Глаза Немчинова озорно блеснули. Он сказал спутникам: — Идите, товарищи, я задержусь с... племянницей. Так в чем дело?
— Мы приехали аж из самого Собольска, — пробормотала она и оглянулась назад, на парней. Те сделали два шага вперед, но молчали, выжидая, что произойдет дальше.
— Аж из самого Собольска? С завода? Отлично. Приветствую и слушаю вас.
— А билетов нет, хоть плачь. Помогите нам, пожалуйста!
— Помочь? Почему я?
— Так вы же из обкома партии. Вы все можете, — простодушно сказала Маруся.
— Все можем? — Немчинов усмехнулся каким-то своим мыслям.
— Так не хочется возвращаться...
— Возвращаться! Три таких молодца и не могут провести в театр одну даму? Что же это вы, братцы? Здравствуйте!
Немчинов пожал всем руки и, улыбаясь, внимательно осмотрел парней.
— Тут проведешь, как же... — мрачно пробормотал Гриша.
— Место незнакомый, — виновато развел руками Балчинжав.
Схватив монгола под локоть, Маруся поставила его прямо перед Немчиновым.
— Обидно же, понимаете... Иностранный рабочий, хотели ему показать наше достижение, и ничего не получается. Зря потревожили человека. Чего он теперь о нас думать будет? Наболтали, а сделать ничего не сделали...
— Марусья, зачем... — воспротивился Балчинжав, застенчиво улыбаясь.
— Иностранный рабочий? Вот как! — Он обратился к Балчи: — К нам учиться? Откуда?
— Монголия... — ответил Балчинжав и оглянулся на Марусю: а что надо говорить еще? Глаза Маруси были устремлены на Немчинова с таким откровенно просительным выражением, что Балчи понял: надо поддержать ее. Он прижал руки к сердцу: — Пожалуйста, помогайте!
Немчинов, смеясь, покачал крупной головой:
— Ах вы, Лисы Патрикеевичи! Придется что-нибудь предпринять. — Он взглянул на часы. — Хорошо. Будьте здесь и ждите.
Он кивнул и ушел. У дверей оглянулся и помахал рукой.
— Маруся! Ты — мужественная дочь народа! — провозгласил Гриша. — Только откуда такая прыть?
— Сама не понимаю, — озадаченно ответила Маруся. — Главное — «дядечка»! С чего бы это?
— Братцы, я погиб! — воскликнул Гриша, осматривая свои сапоги. — Неужели в таких мокроступах я войду в почтенный храм? Кошмар!
Семен почесал за ухом:
— Неказисты, что и говорить. Танки, а не сапоги. О чем раньше думал?
— Было мне время думать. Я машину добывал. Пойду так! Не повесят же меня в самом деле.
— Так ты не пойдешь, — решил Семен. — Солидол есть?
Гришу разули, Балчинжав и Семен занялись чисткой и смазыванием сапог. А босой Гриша уселся на скамейке, скрестив ноги по-турецки и с любопытством поглядывал на свою небесно- голубую «Победу».
Низенькая «Победа» явно не соответствовала размерам рослой Маруси, и выбиралась она из машины не очень-то грациозно. Выбравшись, закрутилась перед парнями, охорашиваясь и щебеча:
— Как мальчишки? Сойдет?
Черное шелковое платье порядком измялось и теперь топорщилось во все стороны.
Балчинжав посмотрел на Гришу, Гриша на Семена, а Семен, самый стойкий из всех, невозмутимо стал разглядывать подтаявший, мягкий асфальт. Надо было отвечать. А что? Все, только не правду. И Гриша мужественно начал:
— Чудесно! Да ты настоящая фея!
— Сам ты фея! — обозлилась Маруся. Лицемерие Гриши было слишком очевидным. — Сойдет или не сойдет, вот в чем дело!
— Сойдет, — сказал Балчинжав.
— Отвисится, пожалуй... — повел плечами Семен. — Делать-то все равно нечего.
Около них уже похаживал маленький толстенький человечек, всем видом показывая, что готовится вступить в разговор. Он потирал крохотные кулачки и улыбался, как будто заранее знал, что разговор доставит ему великое удовольствие.
— Я не ошибаюсь, э-э... — произнес он и умолк, озадаченно уставившись на босые Гришины ноги.
— Может быть, ошибаетесь, а может быть, не ошибаетесь, — ответил Гриша и подобрал ноги под скамейку.
— Товарищ Немчинов сообщил, что в моей помощи нуждается группа экскурсантов из Собольска, случайно, это не вы?
— Это мы, — ответил Гриша. — Семен, давай скорей сапоги. Неудобно перед товарищем.
— Ничего, я видывал и не такое, — задрав голову, человечек разглядывал кряжистых парней. — Позволю спросить: кто же у вас из Монголии. Вероятно, вы?
— Монголия, да...
— Здравствуйте, очень рад! — человечек темпераментно потискал руку Балчинжава. — Откуда из Монголии?
Он с любопытством разглядывал Балчинжава.
— Самый Улан-Батор приехал. Знаешь? — Балчи был горд тем, что прибыл
