необыкновенное уже свершалось.
На берегу лебединого озера на высокой ножке покачивался крупный белый цветок. Вокруг него в легком задумчивом танце кружила юная принцесса с крохотной коронкой на голове. Она казалась совсем маленькой на просторах сцены, под сенью громадных кулис и декораций. Чуть приметная мечтательная улыбка озаряла ее лицо.
Принцесса сорвала белый цветок, и в оркестре тотчас зловеще загремела медь, заухал барабан. На сцене стало темнеть. Отсветы дальних молний засверкали над озером. Освещенная красным лучом, на скале над озером возникла черная фигура злого волшебника Ротбарда. Непрерывно снующие распростертые огромные крылья, горбоносое лицо, горящие, как угли, глаза — все вызывало оторопь, словно воочию возникло перед людьми олицетворение всей земной злобы и ненависти.
На несколько мгновений стало совсем темно, но вот где-то высоко вспыхнул луч, круглым пятном лег на пол и озарил мечущуюся по сцене белоснежную королеву лебедей. У нее по- прежнему крохотная коронка, но голубого с блестками платья уже нет, вся она белая, в пышной юбочке. Никто не заметил, как Одетта в несколько мгновений превратилась из принцессы в королеву лебедей...
Запели моторы, и тяжкие складки стали сбегаться навстречу друг другу.
— Вот так началась борьба добра и зла, — сказала Зоя Петровна, проходя на сцену. — Понравилось, птенчики?
— Производит впечатление, — одобрил Гриша, который стоял ближе всех к помрежу.
— Да ведь это сказка! — удивленно воскликнул Семен, закончив читать программу.
— Подумайте, какой серьезный! Подвинься, горюшко ты мое! — сказала Маруся и быстро оттеснила мужа в сторону.
Она пошепталась с Зоей Петровной. Та кивнула в глубину сцены:
— На втором этаже...
Маруся исчезла. Парни наблюдали за сменой декораций. Словно сверкающее видение, сверху бесшумно спустилась хрустальная люстра, похожая на стеклянный парашют. Сотни лампочек несколько раз вспыхнули и погасли: вероятно, электрики проверяли контакты. Шурша, опахивая ветром, сползла из поднебесья полотняная дворцовая стена — с высокими стрельчатыми окнами, с распахнутой огромной дверью, за которой открывался вид на цветущую, залитую солнцем долину.
Деревянная скала, с которой только что злой волшебник Ротбард кидался на бедную принцессу, застряла в проеме, ведущем в «карман». То ли колесики заклинило, то ли пороху у рабочих оказалось маловато, но скала стала настоящей скалой и непоколебимо закрыла проем, не двигаясь ни вперед, ни обратно.
— Птенчики, поможем! — лихо крикнула Зоя Петровна и навалилась на скалу плечом.
Парни тоже налегли, и скала с гулом и треском вкатилась в «карман».
— Может, еще чего-нибудь надо подсобить? Пожалуйста, Зоя Петровна, мы с удовольствием, — предложил Семен, отряхивая пыль с рукава.
— Спасибо. Ничего уже не нужно, все готово.
Кулисы заполнились нарядными придворными — такими пестрыми, что в глазах рябило: в плащах и куртках всех цветов радуги, в фесках и широкополых шляпах с перьями на макушке. Штанишки у мужчин были короткие, так что туго обтянутые светлым трико ноги казались непривычно голыми. Женщины в платьях с кринолинами очень походили на живые бочата. За кулисами сразу стало тесно. Артистки в кринолинах держались так непринужденно и свободно, словно были одеты в самую нормальную одежду.
— А знаете, братцы, здесь куда интереснее, чем в зале сидеть, — заметил Семен.
— Очень интересно! Зал — что? Зал моя был Улан-Батор, там все видел хорошо.
— Спасибо своей Маруське скажи — она нам такое дело устроила.
Маруся тут как тут, веселая, улыбающаяся:
— Кто тут меня поминает? Ты, Гриша? А что со мной было, мальчишки! Ни в сказке сказать, ни пером описать... Пошла я узнать, где можно платье погладить — не чучелом же ходить! Попала к балеринкам в уборную. Хорошие такие девчата, все в два счета организовали: не только платье выгладили, а еще и прическу наладили, духами окропили. Понюхай, муж, как теперь твоя жена пахнет!
Она сунула Семену под нос свою надушенную, аккуратно причесанную голову.
Дали занавес. Во дворце шел веселый бал. Две пары развлекали собравшихся к принцу гостей церемонным падекатром. Маруся прошептала на ухо Балчинжаву:
— Балчи, видишь ту, которая слева танцует? Ну вот — просила познакомить с тобой.
Густые ершистые брови монгола, двумя серпами сомкнувшиеся на переносице, поползли вверх:
— Знакомить? Зачем?
Маруся вздохнула:
— Кто их разберет, этих девчат... Им все любопытно.
Казалось, ей было жаль того веселого времени, когда и она была такой же любопытной девчонкой, которой все надо знать и до всего есть дело. Балчинжав пожал плечами:
— Маруся, зачем знакомство? Зачем здравствуй-прощай?
— Ну, Балчи! Будь добрый, не отказывайся. Она так хорошо со мной обошлась...
Маруся посмотрела на него таким взглядом, что монгол не смог отказаться.
— Ладно, Марусья.
Перед концом акта к садовой скамье подошла Одетта в костюме лебедя и запыхавшаяся, возбужденная девушка, танцевавшая падекатр. Все встали, и Маруся сказала:
— Вот мои кавалеры, девочки.
Они познакомились. Одетту звали Светланой, вторую девушку — Еленой. Светлана быстро оглядела парней:
— Вот это — ваш муж, Маруся? Я угадала? — Она кивнула на Семена.
Маруся засмеялась радостно и польщенно:
— Видишь, Семен, какой ты у меня ладный. Даже со стороны видно, что ты мой муж.
Елена, уперев руки в бока, веселыми глазами рассматривала Балчинжава:
— Вы — иностранец, да? Из Монголии, да? Монголия наш ближайший друг, так сказать.
Балчи, не улыбаясь в ответ, неприветливо рассматривал ярко блестевшие драгоценности придворной дамы. Елена была во всем артистическом великолепии — средневековом шуршащем туалете, изрядно раскрашена, в пудре, с наклеенными ресницами, высокой белокурой прической.
— Друг — плохо? Так думаешь? — резко сказал Балчи.
— Да нет, что вы! Дружба — очень хорошо. Пожалуйста, не обижайтесь! — Она помолчала. — Как вам понравилось в Советском Союзе? — И, вероятно, неожиданно для самой себя, спросила: — А девушки в Монголии лучше наших?
— Фу, Ленка! По?шло! Перестань! — попробовала унять ее Светлана.
