Грязную тряпку на клочья и в чан Рычагам на потеху,— и что же? Выползает из брюха проворных машин Белоснежной бумагой наружу. Так мне нужно пройти через зубья судьбы И в крапиве ожгучей разуться, Чтобы вновь обеленным увидеть себя И чтоб нежным тебе показаться. 1923
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
Круги всё уже, всё короче Вычерчивает в синеве Твой ястреб страшных безразличий Над кроткой горлицей любви. Напрасно биться и бороться, Себя любимым возомня, И в чаще страсти не укрыться От клюва равнодуший мне. Вниз кинешься ты комом жутко, И комья к горлу подойдут. Лишь память квохчет, как наседка, Скликая выводок обид. 7 июля 1923
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
— Как поводырь еще незрячих — Дремать довольно наяву. — Ты изодрал подошвы строчек — О камни острые любви. — Давил ты много виноградин — К тебе протянутых грудей. — Базар страстей тебе же вреден, — Ленивец тщетно молодой. — Ты, ставший выкрестом порока, — Тряхнувший сердцем, как мошной, — Иль ты не видишь дырья крика — В подоле русской тишины. И голос сходен был с ожогом, И брел, отщепенец греха, Я заикающимся шагом, Чтоб с солнцем встретиться вверху. Был песней каждый шаг отмечен, Я солнцем был отмечен сам, И было солнце схоже очень С моей возлюбленной лицом. Так в красном знамени, плывущем Как парус, над волною рук, Восторженно мы часто ищем Целованный румянец щек. Так часто видят капитаны, Сквозь штормный вихрь, к рулю припав, В бегущей за кормою пене