Улыбку милую зубов. И, оступясь с уступа с всхлипом, Как с уст срывается аминь, С лучом скатился вместе с трупом В ладони нижних деревень. На сотни весен эти песни Торжественно ликуют пусть! Слепцы, слепцы! Какое счастье, Как на постель, в могилу пасть! 1923
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
Свободе мы несем дары и благовонья, Победой кормим мы грядущую молву, И мило нам валов огромных бушеванье. Победе — песни, но для пораженья Презрительно мы скупы на слова. Татарский хан Русь некогда схватил в охапку, Гарцуя гривою знамен,— Но через век засосан был он топкой Российскою покорностью долин. А ставленник судьбы, Наполеон, Сохою войн вспахавший время оно,— Ведь заморозили посев кремлевские буруны, Из всех посеянных семян Одно взошло: гранит святой Елены. Валам судьбы рассыпаться в дрожаньи, С одышкой добежать к пустынным берегам. И гибнуть с пеной слез дано другим. Победы нет! И горечь пораженья Победой лицемерно мы зовем. 1923
Вадим Шершеневич. Листы имажиниста.
Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1997.
Девственник, казначей плоти! Тюремщик бесстыдных страстей! Подумай о горькой расплате, Такой бесцельно простой! Ты старость накликал заране, В юность швырнувши прощай. Но кровь протестует залпом мигрени, Демонстрацией красных прыщей. Как от обысков зарывали Под половицей капитал, Ты под полом каменной воли Драгоценную похоть укрыл. Но когда вновь отрыть старухе Пук керенок взбрела блажь,— Оказалось: в конверте прорехи, И бумажки изгрызла мышь! Но, когда, возмечтав о женах, Соберешься в набег греха, Узришь: зубы годов мышиных Семена превратили в труху.
