на спуск. Здоровяк мгновенно, как тряпичная кукла, кувыркнулся и затих.
Поведение Берзинса стало совсем безобразно трусливым. На предложение отходить он никак не отреагировал, на этот шаг он все не мог решиться.
– Будем отходить, – произнес Мазур, давая короткую очередь. – Придется потерпеть, но это единственный выход.
– А как-то по-другому нельзя? – с надеждой уставился на него Берзинс.
– Нет, по-другому нельзя. Сейчас мы будем вас прикрывать, а вы с двумя бойцами пойдете вон туда, – обернувшись, указал Мазур.
Огонь бандитов стал особенно густым. Под прикрытием они стали перебежками подходить все ближе. Медлить было нельзя.
– Если сейчас мы не начнем отходить, то через пять минут будет уже поздно. Видите? – показал Мазур на фигурки боевиков. – Мешок завязывается.
– Нет, я не могу, – в ужасе бормотал Берзинс, теряя последние крупинки присутствия духа.
Вдруг он с неожиданно откуда-то взявшейся энергией вскочил на ноги.
– Мы отдадим вам деньги, только не убивайте! – заорал посланник Брюсселя, подняв чемодан над головой.
– Лежать! – крикнул ему Мишель, но тот, похоже, ничего не слышал. Метнувшись к нему, Мазур повалил его на землю и вновь взялся за автомат.
Наблюдая в бинокль за ходом дела, Божидар Пелагич уже готов был праздновать победу. Нет, все-таки приятно было осознавать себя хорошим стратегом. От волнения он закусил губу, наблюдая, как его люди берут в клещи обороняющихся, заходя с флангов. Бой пьянил, словно хорошее вино. Несколько человек он уже потерял, но все это были мелочи…
– Подкрепление вызвал? – обернулся легионер к связисту.
– Да, они уже выехали из Дмитровицы!
Мазур прикинул: если они только что выехали, то, учитывая пересеченную местность, расстояние и камнепады ниже по дороге, они вряд ли успеют. Становилось понятно, что продержаться до этого времени им не удастся.
Выругавшись, он заменил рожок автомата и высунулся из-за укрытия, готовый дать очередь.
Глава 23
– Накрывай на стол! – Албанский боевик малоприятного вида расстегнул ремень, на котором висело снаряжение, и бросил на лавку рядом с собой. – Слышишь, старик, мы голодны!
– Лучше пускай это сделает его внучка, – ухмыльнулся щербатым ртом второй. – И как это ты, дед, держишь такую красотку здесь, вдалеке от людей?
– А может, это не внучка? – заржал первый боевик. – Может, ты здесь целый гарем таких вот гурий держишь?
– Внучка это моя, – хмуро ответил Мирел.
На лице его было написано, что если бы он был моложе лет на тридцать, то разговаривал бы с этими отморозками по-другому.
Эти двое чувствовали себя совсем как дома. Дома, правда, у одного из них никогда и не было, но вел бы он себя там именно так. Почему-то боевики считали, что их пребывание на ферме является главным событием для всех тех, кто ее населяет.
На Казима Хайдари они работали не так уж давно, года три, но за это время уже успели «забуреть». Работа была хорошая, особенно по сравнению с тем, чем им приходилось заниматься раньше.
Первый из боевиков, Азем Хиди, с раннего детства только и знал, что работать. Пасти баранов на горных склонах – это было его основным занятием лет этак с пяти. Бедная многодетная семья, ежедневные порки отца, голодное детство и недостаток витаминов… Рано повзрослев, он также рано осознал, что такая жизнь не для него. Однако выбора особого не было, и возможно, что всю жизнь ему пришлось бы загибаться на крестьянской работе, если бы не война. Югославские события круто изменили жизнь Азема. Воевать ему понравилось. Зачем гнуть спину от зари до зари, если можно все взять самому?
Напоминавший хорька Азем был оставлен с товарищем на ферме и хотел отдохнуть как следует. Небольшого роста, с лицом, густо заросшим черными курчавыми волосами, он мало у кого вызывал симпатию. Впрочем, она ему была и не нужна.
– Ладно, дед, верю, – ухмыльнулся щербатый Кажтаз Тафай. – Меня твои шашни не интересуют. Ты лучше пошевелись со жратвой, а то так и ноги недолго протянуть. А я этого делать не собираюсь.
Ледина подала закуски.
– Все самое лучшее! – стукнул кулаком по столу Азем. – Мы тебе не животные на твоей ферме. Ты что, хочешь, чтобы я сам прошелся по твоим закромам? Так тебе это не понравится.
– Принеси, – распорядился старик.
– И вино неси! – продолжал боевик. – Нам после трудов праведных отдохнуть надо.
Азем расстегнул рубашку и откинулся к стене. Девушка тем временем принесла шипящую сковороду.
– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно сказал Кажтаз. – Только вот радости на твоем лице я что-то не вижу. Вы что, не рады нам, а?
– Да, особой радости у них нет, – издевательски говорил его товарищ. – Эх, не понимают они, что мы же их защищаем, кровь свою проливаем, жизни не жалеем за них же.
Жизни боевики и вправду не жалели, но только не своей, а чужой. Во время войны ценность этой самой жизни падает до предела, и иногда остается только удивляться, как сопляки, еще вчера ходившие в школу, мочат людей без всякой жалости налево и направо.
Зазвенели стаканы.
– Попробуем, что за вино вы нам подсунули! – произнес Азем, разглядывая напиток на свет. – Но предупреждаю, если налили нам какой-то бурды, то горько пожалеете.
– Хоть Казим и сказал вас не трогать, но ведь всегда можно сослаться на то, что вдруг случилось со скрытыми врагами! – поддержал его Кажтаз.
– Ну, за то, чтобы война принесла нам самое хорошее! – прозвучал тост.
– Ну, ничего, вино неплохое, – громко рыгнул щербатый. – Ведь можете, когда захотите!
– А кстати, что случилось с вашим немым родственником? – кивнул боевик на мальчика, сидевшего напротив.
– Он от рождения немой, – неохотно произнес старик.
– Он все понимает, только говорить не может, – прижала мальчика к себе девушка.
– Как ишак, что ли? – расхохотались боевики.
Захмелевшие бандиты вели себя на ферме по-хозяйски.
– Ничего, если бы к вам сербы заявились, то вы бы по-другому запели! Когда из вас бы кишки мотали! – уже немного заплетающимся голосом говорил Азем. – А перед этим твою внучку изнасиловали! Сербы очень любят заниматься этим с албанками. Это мы – люди культурные и достойные!
Говоря это, Азем вспомнил эпизод из своей боевой жизни, когда отряд, в котором он состоял, ограбил и сжег сербский дом на далекой дороге, предварительно застрелив всех его жителей. Сербы тоже хотели жить, но если оставлять на свете всех желающих, то самому места не хватит.
Его товарищ уже расслабился от выпитого и съеденного. На него нашло благодушное настроение.
– Вот тогда бы вы поняли, как надо встречать своих героев. А так мы вас приучили сами к тому, что вам все дозволено. А где, я спрашиваю, сочувствие к нам, героям Косово? Где оно? Нет, пока сам про это не скажешь, никто не вспомнит.
– Проклятые сербы, – говорил Кажтаз. – Как же я их ненавижу. Если бы вы знали, сколько я ликвидировал этих христианских свиней своей рукой. А сколько я еще ликвидирую!
Лицо его, багровое от вина, выражало ненависть в крайней степени.
– Ничего, недолго осталось, – поддержал его собеседник. – Осталась одна Дмитровица. Да и то этот остров скоро зальет албанское море.
– Вот за это и надо выпить!
Стукнулись глиняные кружки. Мальчик молчал, слушая пьяные разглагольствования боевиков. Да это и естественно, ничего другого после того, как его представили немым от рождения, ему не оставалось.
