немотивированной депрессии и синдрома хронической усталости, которые также являются показателями социальной апатии.
То есть, европейская трансценденция выродилась. Из формы, обозначающей нечто, она превратилась в форму, обозначающую ничто. Иссяк ее первоначальный источник. Ее метафизическая высота ныне стремится к нулю. Здесь уже нечего социализировать. Она больше не в состоянии управлять реальностью. Перспективой, которая вырисовывается все отчетливее, становится «первичное упрощение» — глобальная цивилизационная катастрофа, расчищающая пространство для новой исторической фазы. Так уже неоднократно происходило в прошлом. И. например, Ф. Фукуяма, провозгласивший когда-то «конец истории», считает это неизбежной платой за переход в иное историческое состояние13.
В общем, если исходить из тех же крупных координат, то стратиграфию современности можно представить в виде конструкции «трех миров», связанных между собой состояниями перехода.
Переход от Третьего мира ко Второму обеспечивают традиционные матрицы. Переход от Второго мира к Первому не обеспечивается ничем. Глобальная человеческая цивилизация движется в пустоту, будущее ее расплывается в тумане неопределенности.
И все-таки возникает вопрос — возможно ли согласование различных миров? Возможна ли новая универсальная матрица, которая охватывала бы собой не только «вырожденную реальность» Запада, но и пассионарную, пробуждающуюся реальность Востока и Юга? Возможна ли метафизическая трансляция между индустриальным и когнитивным статусами глобальной цивилизации, с тем чтобы фазовый переход между ними осуществился не через системную катастрофу, которая при нынешнем развитии техносферы может оказаться необратимой, а в виде последовательного алгоритмического процесса, издержки которого компенсировались бы его управляемостью?
Такая постановка вопроса вовсе не носит чисто умозрительного характера. История довольно отчетливо демонстрирует нам, что до сих пор каждый новый период универсализации человечества, который, в свою очередь, был обозначен прежде всего появлением новых коммуникаций, неизменно обеспечивался и соответствующей онтологической матрицей.
В крайне упрощенном виде это выглядит так.
О возникновении первичной коммуникационной связности Ойкумены можно говорить, вероятно, лишь с середины первого тысячелетия до нашей эры, когда образовались более-менее устойчивые пути торговли, охватывавшие чуть ли не всю Евразию, утвердились постоянные дипломатические обмены между племенами и государствами, началось картирование местности и разведка, которые создавали географическое единство мира. Это было сопряжено с появлением сразу нескольких универсальных матриц. Почти одновременно, будто именно тогда и осуществилось Пришествие, возникли конфуцианство и даосизм в Китае, буддизм и джайнизм в Индии, несколько позже — зороастризм в Средней Азии, а инсталляция этих трансценденций в реальность породила и соответствующие цивилизации. Добавим, что греческая концепция Совершенного Космоса, сформулированная примерно тогда же и по природе своей также являвшаяся универсалистской, хотя и не была напрямую социализирована, как собственно религиозные матрицы, но, насколько можно судить, попытка Александра Македонского создать единую государственную вселенную, была социальным эхом именно этого универсализма.
Далее последовало возникновение Римского коммуниката. Римскими дорогами, которым уже более двух тысяч лет, как известно, кое-где пользуются до сих пор, а протянулись они впервые в истории человечества от Британии до Африки и от Испании до нынешних границ Польши. Европейская Ойкумена таким образом приобрела тотальную связность, и это было сопряжено с появлением христианской матрицы, предложившей также впервые в истории абсолютную идентичность: нет ни эллина, ни иудея, ни государя, ни подданного, ни свободного гражданина, ни должника, ни раба — есть только христиане, верящие в единого бога; матричный универсализм в чистом виде. А формирование нового европейского коммуниката, образованного эпохой крестовых походов и великими географическими открытиями XV–XVI веков, привело к перезагрузке этой универсальной матрицы. Католический «софт», ставший к тому моменту структурно противоречивым, был сброшен, базисный «текст», то есть Новый завет, получил протестантское мировоззренческое обеспечение. «Эпоха пророков» повторилась в Европе: Лютер, Кальвин и Цвингли действовали практически в одном историческом времени. Гуго Гроций заложил основы международного права, а громадные колониальные империи, складывавшиеся как раз в данный период, начали преобразовывать периферический мир по европейскому образцу.
Следующий коммуникативный прорыв произошел в XIX веке. Он был связан с возникновением такого феномена как массовая печать: газеты и книги, резко увеличившие тиражи, стали доступны теперь не только в столице, но и в провинциях. К этому добавилось появление телеграфа, рейсовых, то есть регулярных, железнодорожных и морских сообщений, массовой и дешевой почты (гарантированной доставки корреспонденции). Универсализации Европы способствовали также наполеоновские походы (являвшиеся, фактически, прообразом мировых войн XX века), поскольку Кодекс Наполеона — совокупность светских законов, внедрявшихся на завоеванных территориях, — сглаживал местную архаическую специфику, образовывая единое правовое пространство. Это позволило Гегелю высказать мысль, что мировая история уже завершилась; все, что осталось в дальнейшем — это «расчистка завалов». А французы, которые хоть и потерпели поражение в тогдашней экспансии, до сих пор полагают, что современная демократическая Европа создана именно ими. Почти одновременно возникли и три новых матрицы: либеральная, социалистическая и несколько позже — фашистская, каждая из которых претендовала на предельную универсальность. Инсталляция их в реальность произошла уже в следующем столетии, но доктринальные и технологические основы всех трех универсумов были заложены, разумеется, веком раньше. Кстати, Ленин, Сталин, Гитлер и Рузвельт появились на свет в пределах одного двадцатилетия. В масштабах всемирной истории — срок ничтожный.
Сейчас мы наблюдаем очередное коммуникативное продвижение. Оно базируется на сетевых «мгновенных» контактах, которые обеспечиваются компьютерными технологиями. Сотовая связь, телевидение и Интернет создают глобальную общность, каковой ранее у человечества не было. Это и в самом деле принципиально новый коммуникат, и, если следовать логике вектора, который был здесь очерчен, то он должен повлечь за собой образование новой универсальной матрицы.
Возможно, даже и не одной.
Фактически, он должен повлечь за собой новую «эпоху пророков», поскольку универсальная матрица, как правило, персонифицирована.
Причем следует обратить внимание на одно обстоятельство. Первые универсальные матрицы (иудаизм, буддизм, христианство, ислам), породившие соответствующие цивилизации, возникли в виде глобальных религий, а последующие (либеральная, коммунистическая и фашистская) — в виде социальных доктрин.
Это обстоятельство уже отмечено философией: великие мистические прозрения рождаются на Востоке, а великие социальные идеи — на Западе.
В действительности, как нам кажется, дело не в этом. Просто Запад, будучи цивилизацией прогрессистского типа, «цивилизацией цели», цивилизацией, стремящейся к определенному рациональному паттерну (образцу), социализировал свою трансценденцию (христианство), гораздо быстрее, чем шла социализация восточных религий.
С другой стороны, можно также предположить, что восточные матрицы (конфуцианство, буддизм, даосизм) вообще никакой социализации не поддаются или подвержены ей в значительно меньшей степени, чем христианство, поскольку представляют собой интровертную, сугубо «внутреннюю» трансценденцию и потому не могут быть полностью инсталлированы в бытие. В них всегда остается то скрытое, мистическое содержание, которое невозможно «распаковать».
