Она упрямо тряхнула головой.
– Не будь ребенком, – сердито буркнул он. – Я пришел к тебе, чтобы поставить точку в нашей истории...
– Ты ее поставил в 1946 году, когда написал на меня донос.
– Эллина, милая, да пойми ты наконец, что я вынужден был так поступить, – взмолился он. – Мишка взял меня за горло... И потом... Я же тебе говорил, что он клялся мне, будто с тобой ничего плохого не случится...
– Я прекрасно помню все, что ты говорил, – оборвала она его. – Да только тебя это не оправдывает. Я знаю одно – ты меня предал. Предал, чтобы спасти свою шкуру! – Эллина, почувствовав, что начинает терять над собой контроль, сделала глубокий вдох. Подержав воздух в легких, она выдохнула: – Все, остальное не имеет значения...
– Даже то, что я по-прежнему тебя люблю? – тихо спросил он.
– А это – тем более. Во-первых, потому, что сие неправда (ты можешь любить лишь себя), а во-вторых, мне все равно, как ты ко мне относишься, потому что Я тебя НЕНАВИЖУ. – Ее глаза полыхнули огнем. – Я прокляла тебя много лет назад. Тебя и твое отродье...
– Эллина, разве можно говорить так о своем сыне?
– Нет у меня сына, – яростно прошептала она.
– Есть, и он чудесный мальчик. Добрый и ласковый. А как он похож на тебя! У Саши твои глаза, твой нос и улыбка... – Он потянулся к карману своего роскошного кожаного пиджака. – Я принес его фотографию. Хочешь посмотреть?
– Нет, – закричала она и с силой стукнула его по руке. – Не желаю на него смотреть! И тебя видеть тоже не хочу! Убирайся!
Но он не уходил. Тогда решила уйти Эллина. Развернувшись на каблуках, она выбежала из комнаты. Попав в прихожую, схватила с полочки под зеркалом ключ, оставленный Шуркой, и подскочила к их двери. Отперев замок, она влетела в чужую комнату, но этим себя от общества Егора не избавила – оказалось, он шел за ней по пятам.
– Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, – сказал он, взяв ее за плечи.
– Руки убери! – закричала она, брезгливо сбросив его ладони.
– Хорошо, хорошо, как скажешь... – Малыш обошел Эллину и встал к ней лицом. Он хотел заглянуть ей в глаза, но Графиня упорно отводила взгляд. Тогда Егор вздохнул обреченно и проговорил: – Называй меня как хочешь: предателем, сволочью, слабаком. Наверное, я заслуживаю эти эпитеты, но Дубцов еще хуже меня. Он просто монстр. Я все эти годы борюсь с желанием придушить его собственными руками. Правда, я по-своему ему отомстил... – Он усмехнулся. – Я соблазнил его тетеху жену. Да не просто уложил в койку, а довел до того, что она готова была за мной как собачка бегать. И бегала, пока мне не надоела... Сначала меня тешила мысль, что я обладаю женой своего врага, и я успокаивался, но не надолго... Желание уничтожить его возникало вновь!
– Точно слабак, – скривила губы Эллина. – Взял бы да уничтожил... Придушил, как мечтал... Если так ненавидишь... Или кишка тонка?
Малыша эти слова укололи, но он постарался сохранить спокойствие:
– У меня сын. Я не могу сесть в тюрьму, иначе он останется один... – Егор не сдержался и нанес ей ответный удар: – Матери-то у него нет! Даже в свидетельстве о рождении в этой графе прочерк стоит.
– Я не хочу об этом. Да и вообще ни о чем... С тобой! Так что заканчивай поскорее свою речь и выметайся!
– Ты помнишь фон Штайнберга? – спросил вдруг Малыш и тут же сам себя поправил: – Впрочем, о чем я? Конечно, помнишь, ведь именно из-за него ты была репрессирована...
– О нет, я была репрессирована из-за тебя, Хайнц тут совершенно ни при чем, и я искренне надеюсь, что у него все хорошо...
– Он умер, Эллина. В прошлом месяце. Я тебе статью о нем принес, если хочешь, почитай... – И Егор, вынув из кармана газетную вырезку, протянул ей.
Она нехотя взяла ее и с трудом начала читать статью о Хайнце. Естественно, она поняла не все, что в ней было написано, но суть уловила.
– Его убили из-за архивов, да? – уточнила она, возвращая вырезку Егору.
– Если быть точным, его УБРАЛИ, чтобы правда об архивах не выплыла наружу.
– В чем разница?
– Сейчас объясню, – сказал Егор. – На фон Штайнберга охотились спецслужбы многих государств. Мы же вышли на него одновременно с американцами. Однако захватить его посчастливилось нам. В итоге о местонахождении архивов первыми узнали тоже мы, русские. Хайнц не был идейным нацистом, поэтому не стал корчить из себя героя, готового погибнуть во славу Третьего рейха, но не выдать его тайн. В обмен на гарантии безопасности он согласился передать архивы КГБ. Вывозили их на шести грузовиках и до поры держали в подвалах посольства. Как и самого Хайнца. КГБ хотел скрыть факт его поимки, но... Американцы обо всем прознали. Как потом выяснилось, в нашу дипломатическую миссию был внедрен их агент, через которого и ушла информация. Янки подняли бучу в мировой прессе. Они не могли позволить русским завладеть архивами и через средства массовой информации требовали выдачи нацистского преступника мировой общественности. Но в этом случае пришлось бы отдать и архивы, а их обнародование грозило авторитету Советского Союза...
– Почему?
– Эллина, ты не представляешь, сколько идейных коммунистов, известных личностей, видных военачальников было завербовано немецкими разведчиками и контрразведчиками. Рассекречивание их досье обесценило бы, кроме всего прочего, достижения СССР в Великой Отечественной войне...
– Легче было нарушить слово и убить Хайнца, так?
– Это политика, Эллина, тут не до сантиментов...
– Что ж, ясно... Только я не пойму, к чему ты затеял весь этот разговор?
– Я говорил, когда приезжал к тебе в лагерь, что Мишка меня шантажировал, но не сказал чем. Я побывал в немецком плену. Неделю провел у них. Меня пытались вербовать, не скрою, но я лучше б умер, чем стал предателем...
– Можешь дальше не рассказывать, я поняла.
– Хорошо, а то мне неприятно вспоминать... – Он помрачнел. – В общем, когда я был в плену, я слышал разговор двух офицеров (тот факт, что знаю их язык, я скрыл), они обсуждали недавнюю встречу с русским агентом Абвера по кличке Медведь. Я хорошо запомнил этот псевдоним и, когда через много лет получил доступ к архивам, не смог удержаться, чтобы не заглянуть в его дело. Чтоб найти его, много труда не потребовалось. У немцев же все по полочкам разложено. Картотека так проста в обращении, что я отыскал именную папку Медведя буквально за час. Когда я ее открыл, даже задохнулся от удивления. Агентом Абвера оказался не кто иной, как Мишка Дубцов, наш безгрешный особист. Человек, который стращал меня карой за мою слабость (в военное время считалось, что советский солдат лучше погибнет, чем даст себя пленить), тот, кто вынудил меня пойти против своей воли...
– Короче, – оборвала его эмоциональную речь Эллина, – ты выкрал именную папку Дубцова, да?
– Да, – эхом отозвался Егор. – И я принес ее тебе!
– Почему мне? Боишься потягаться с ним силами?
– Ничего я не боюсь, Эллина, – с упреком протянул он. – Теперь уж точно... – Малыш сделал шаг к Графине, но она успела среагировать и отпрянуть. Ее поведение разозлило его, но Егор с ледяным спокойствием сказал: – Я в долгу перед тобой. И хочу сделать тебе что-то типа подарка. Я знаю, ты ненавидишь Мишку не меньше моего...
– С чего ты взял?
– Мне известно, что он не отстает от тебя вот уже много лет.
– Откуда?
– О! – Он невесело хмыкнул. – У меня есть агент. Он же шантажист. И имя его Андрон Модестович Свирский.
– Я не поняла...
– Андромедыч вот уже много лет шантажирует меня.
