Хроники Торинода: вор, принц и воин

Всё так перемешалось, что Ольг уже не знал, что правильно, а что нет. Замок среди болот уничтожили такие как тан Радион, а здесь в лесные разбойники уходили те, чьи дома были в руинах.

Они долго сидели у огня в лагере, куда их привел высокий предводитель по имени Ивэн. Слушали. Говорили.

От разбойников – они называли себя Лесными Братьями – не уходили живыми те, у кого хватало глупости соваться на старую дорогу. Глупости хватало у солдат, надевшихся на силу своего оружия, да не рассчитывающих, то, что в своем лесу помогают и деревья. И у купцов, которые поначалу ехали старым трактом чтобы сэкономить время – прямая дорога на Неар всегда пролегала именно через эти места.

И у них троих. Как всегда.

Иногда Ольг думал о том, какой запас невезения еще припасла им Хозяйка Судеб, мудрая Суор, и не находил ответа.

Впрочем, жаловаться им было не на что. Их оставили в живых, мало того, их отпускали назавтра в дорогу. Их войну считали правой.

Ивэн, вождь Лесных Братьев, жил когда-то в маленькой деревеньке под названием Клыки.

* * *

Элиа смотрел на костер. Считалось, вообще-то, что он спал, да вот только спать совсем расхотелось – во сне он опять видел Нарит – и он просто смотрел на то, как плюется шишками лесной костер, и прислушивался к неторопливому разговору Ольга и этого… Ивэна.

Даже через толстую ткань плаща чувствовалась твердая почва, и Элиа вдруг подумал о том, как давно он не спал на кровати – и даже узкая домашняя кровать, что стояла в их с Лин комнате, вдруг показалась ему воистину королевским ложем. Дом… Он соскучился по дому. По скрипучим ставням, которые качал любой, даже самый небольшой ветерок, по деревянным полам, которых близнецы должны были покрасить, да все ленились, и доски на полу рассыхались и тоже начинали скрипеть, а мама ругалась каждый раз, когда такая половица жалобно стонала.

Ольг считает, что он привык. Привык к одиночеству, привык к тому, что они всегда в дороге, привык к опасностям и приключениям. Ольг конечно о многом правильно думал, но вот в этом он ошибался – это Элиа знал точно.

Элиа много думал о том, что случится дальше, потом. Не сейчас, когда ему тринадцать и он сын не то опального короля не то конюшего в замке среди болот, а спустя годы. Наверное, когда-нибудь так случится, что у него будет своя семья, может быть даже дети. Позволит ли он им уйти, странствовать, глотая придорожную пыль, или даст то, о чем сам мечтает больше всего на свете – дом, в котором их всегда будут ждать. Со скрипучими ставнями и некрашеными деревянными полами, и садом, где в июле краснеет спелая малина.

Этот дом был теперь его мечтой – не путешествия и великие открытия, а маленький дом на холме, в котором звучат дружеские разговоры и звенит беззаботный веселый смех. Иногда Элиа даже удивлялся себе: и куда только девалась его неуемная страсть к грезам и мечтам. Пропала без следа, да и только. Наверное, его теперь не узнали бы ни родители, ни братья и сестренка, ни Рин.

Нет, поправил он себя горько, узнали бы.

Будь они живы, узнали бы.

Ольг все разговаривал с Ивэном – серьезно, продуманно, а Кларенс тихо сопел, уткнувшись ему лицом в плечо: он, как успел заметить Элиа, всегда засыпал, свернувшись калачиком, и уже потом, во сне, распрямлялся. А Ольг всегда спал на спине, подложив под правую руку меч, готовый даже в полусне вскочить, бешено сшибаясь с противником.

Жили бы они там, в его придуманном деревянном доме с резными наличниками? Он не знал. Не хотел даже знать. Там, в его доме, уже жили те, кого он, оказывается, любил больше всех на свете, те, с кем вместе он умирал почти год назад, при осаде замка Нарит.

Может быть, Рин сдружился бы с Кларенсом.

А Ник и Дэни научили бы Ольга смеяться.

А мама с Кирен готовили бы ужин у одного очага, и смеялись над шутками близнецов.

Не думай об этом, Элиа. Слышишь, не смей об этом думать. Хочешь как тогда, на корабле, упасть в омут отчаяния и страха. НЕ СМЕЙ!

Почему же все-таки сложно в этом мире? Почему нельзя просто жить, никому не мешая, ни с кем ни воюя, никого не убивая? Почему я этого не понимаю?

Может быть, в этом есть и моя вина.

Наверное есть, ведь я – принц Элиа, и я в ответе за тех, кто рядом со мной.

… А Ольг в ответе за меня и Кларенса…

А может же такое быть, что каждый из нас отвечает за того, кто рядом, за того кого любит и уважает, за того, кто ему дорог – не только мы трое, но каждый человек, независимо от того, тан он или король, или бродяга из зачуханного Келона. Мы в ответе за тех, кого любим.

А те, кого мы любим, в ответе за нас.

Никогда еще такая простая и правильная мысль не приходила ему в голову. Элиа часто думал обо всем, пытался разложить по полочкам все, происходящее в его жизни, а потом бросал это, пропащее с его точки зрения, дело, когда снова случалось нечто из ряда вон выдающееся. Он уже давно отчаялся понять почему все шишки всегда валятся на их головы – и понял только сейчас, наверное.

Они взяли на себя ответственность. Они научились жить не только своими мелкими заботами, но и чем-то, важным многим людям.

Я – тан, говорил Ольг. Быть таном – значит отвечать за все то, что делается в твоих землях.

Элиа никогда в полной мере не понимал что для Ольга значат эти слова – быть таном. А сейчас вдруг осознал. Только сейчас, слушая неторопливый разговор двух мужчин у костра, теплое дыхание Кларенса, уткнувшегося носом в его плечо, и глядя на то, как взвиваются до верхушек деревьев искры в костре от случайно попавших шишек.

Игра огня завораживала, и Элиа почувствовал как на него накатывается волна сна. Когда Ольг обернулся, чтобы проверить как там его неугомонные мальчишки, Элиа уже спал и чему сосредоточенно хмурился во сне.

Разговаривать с Ивэном было трудно и одновременно легко. Ольг – странное дело! – чувствовал понимание со стороны предводителя Лесных Братьев. Как будто лесной разбойник мог понять то, что чувствует он, тан Нарита, Ольг, весь тот груз ответственности, которые лежал на его плечах: ответственность за привязавшегося к нему мечтательного мальчика со скрытой тайной, ответственность за Кларенса, за Кирен, за Фалину – за всех.

Иногда даже тану Ольгу хотелось стать просто мальчишкой, который знать не знает ничего ни о воинском искусстве, ни о танском титуле. Просто мальчишкой, которой может свободно ходить меж людей, не прислушиваясь к тому, не зазвенит ли где-нибудь сталь двух скрещивающихся клинков.

Ивэн глотнул вина из фляги, передал ее Ольгу.

– Не завидую я тебе, воин, – сказал он задумчиво.

– Почему?

Предводитель Лесных Братьев пожал плечами. Для него это было само собой разумеющимся.