Неар показался спустя два дня, к вечеру, когда солнце уже клонилось к западу. Элиа сразу даже не понял, что крепостные стены из белого камня, казавшиеся в закатном свете розоватыми, это уже Неар.

Город его предков.

Город, который предал его отца.

Ольг сказал ему негромко, вглядываясь в даль:

– Это Неар, Элиа.

И Элиа ответил, чуть помедлив.

– Да, я знаю.

Кларенс перевел глаза с одного на второго, уже привыкший, что иногда он не понимает того, о чем эти двое говорят. Они будто постоянно вели свой неслышимый ему диалог, говоря о чем-то отстраненном, не о той жизни, что была сейчас, а о том, что когда-то случилось и изменило их жизни. Ему всегда хотелось понять, о чем же они ведут этот свой неслышимый разговор, но… Не то, чтобы они не пускали – просто не получалось. Было необидно, но немного жаль. Кларенсу тоже было что сказать нелюдимому воину и мечтательному принцу.

Законному, между прочим, наследнику этого самого Неара. Вместе со всеми его окрестными деревнями, дворцами, трактирами и живностью. А это, не забывай друг лекарь, привлекло и других охотников на престол богатой и красивой страны. И навряд ли король Лэрион отдаст власть пришлому мальчишке – 'не знали и не звали' – за просто так. А значит, еще раз напомнил себе Кларенс, ждать спокойной и легкой жизни не стоит. Не получится…

Так же, подумалось ему против воли, как и легкой и спокойной смерти.

Размышления прервал голос Ольга.

– В город войдем завтра утром, когда из деревень повезут молоко и хлеб на продажу. Нам не стоит очень выделяться из толпы.

Элиа, преданно глядевший в глаза тану, кивнул.

Кларенс усмехнулся. Выделяться из толпы не хотелось. Выработанное годами на улице чувство ясно говорило, что непродуманно соваться в Неар – опасно.

В том числе и для жизни.

Они вошли в город, когда уже рассвело, вместе с торговым караваном откуда-то с юга, из мест, где еще не знали о том, что по стране ищут троих мальчишек, возглавивших восстание против тана Радиона. Легко сходившийся с людьми Кларенс уже успел попроситься на повозку рядом с возничим и, глядя на него, никто бы не подумал, что весело балагуривший парень – один из этой троицы.

Спрятавший под капюшоном свои приметные рыжие кудри, Элиа тоже стал похож на самого обычного мальчишку, впервые попавшего в большой город и оттого беспокойно озирающегося по сторонам.

Ольг шел поодаль, хмуро перебрасываясь словами с несколькими молодыми солдатами, расспрашивал их о величине жалования и о том, не тяжело ли служить в королевской гвардии – и сторонний наблюдатель легко бы решил, что юноша из хорошей, да только обедневшей семьи, младший сын, скорее всего, приехал в столицу в поисках своей удачи.

Они не переговаривались между собой, даже не смотрели в сторону друг друга, словно и не были знакомы вовсе. Кларенс травил байки, время от времени вставляя такие соленые словечки, от которых даже у бывалого возницы, краснели уши, да развлекался тем, что подмигивал проходящим девушкам. Ольг, прислушивающийся к его речи, периодически порывался вставить пару слов о самом Кларенсе, но потом передумывал. Из них троих лишь келонскому бродяге всегда удавалось слиться с толпой, между делом выпытывая у окружающих то, что тану или там Элиа, к примеру, узнать никогда бы не удалось.

Ольг мельком взглянул на Элиа. Лицо у того было напряженное и злое.

За время их дружбы Ольг хорошо успел изучить Элиа. Светлое чистое лицо последнего часто выражало задумчивость, почти всегда было мечтательным, иногда – искаженным страхом или внезапным гневом. В карих глазах нередко плескалось веселье – не заливистый хохот Кларенса, не его танская усмешка, а просто веселье. Порой Ольг даже завидовал тому, сколько эмоций может сразу отображать лицо Элиа – выражения подчас сменялись мгновенно: от мечтательности к беспокойству. Но злым оно не было практически никогда. Лишь несколько раз за все то время, что они провели вместе, Ольг видел злого Элиа. Но всегда на то была причина – весомая или нет, но причина.

А сейчас причины не было.

А сам ты, Ольг, если бы пришлось тебе однажды вернуться в Нарит, да не таном, а безродным бродягой в караване торговцев – ЧТО бы чувствовал ты? Гнев, злость, ненависть. Нет, тан, причина есть…

Ольг еще раз глянул на сжатые, почти белые губы Элиа, и отвернулся, возвращаясь к беседе с солдатами.

Странное это было чувство – как возвращение домой из долгого-долгого пути, когда все то, что видишь, кажется и знакомым и незнакомым одновременно. Элиа смотрел на дома из белого камня, в окнах которых видна была жизнь чужих ему людей, смотрел как выходят из домов люди на работу или службу, смотрел как девушки вывешивают белье на веревках у крылец, как когда-то делала это после грандиозных стирок мама – и было ему тошно.

Он возненавидел Неар. Сразу же. С первого взгляда.

И добротные дома, и ярко одетых горожан, и большой белый дворец, возвышавшийся над городом своими тонкими башнями.

Не-на-ви-дел!

Какая-то часть его думала о том, что когда-то, года, нет, века, назад, его предки строили этот город, правили им, любили его. Но кто-то словно напоминал, что его отец был предан этим городом, предан безжалостно и спокойно – в тот самый момент, когда вельможи Торинода решили, что молодой и энергичный правитель должен исчезнуть без следа в лесах окрест города.

Элиа иногда думал, о том, а кто же погиб там, вместо родителей и старшего брата, которого он никогда не видел – и раздваивался в этих своих мыслях. Была и вина перед теми, кто погиб там, за НИХ, и странное, затаенное чувство облегчения. После таких мыслей становилось иногда тошно от себя самого, но запретить себе думать об этом Элиа не мог. Не получалось.

Они шли по Неару: он и Кларенс вместе, а Ольг чуть поодаль, будто и не с ними, и все вроде было правильно, но Элиа все равно чувствовал щемящее ощущение в горле – словно долго плакал, но так до конца и не успокоился.

Наверное, все дело было в том, что он вспоминал сегодня последний день в Нарите, пожар на стенах замка, черный осенний дождь и слова отца, сказанные в горячке боя…

…ты должен дойти до столицы Торинода – Неара. Там ты встретишь человека по имени Колин, он когда-то был лучшим оружейником страны. Покажи ему цепь и скажи, что ты – мой сын. Он скажет тебе, что делать дальше…

А что делать дальше?

Что?

Это Кларенс мог без раздумий совершить любое сумасбродство только потому, что ему так показалось правильным.

Это Ольг мог принять решение, взяв на себя ответственность за все последствия этого решения.

Но он Элиа. Не Кларенс, не Ольг – Элиа.

Он так не мог.

И его это злило.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату