– Критические дни, – вдруг резво соврала Елена. – Настроение подавленное, порнуха в глотку не лезет. Короче, приехала навестить боевого товарища!
– Жалко… А мне вот психолог сказал, порнухи как можно больше, нет лучшего витамина для восстановления психики после стресса. А то, знаешь, такая байда снится… Ору во сне, так что Лерка прибегает. Гемоглобин, говорят, низкий, гранаты есть заставляют.
– Что нового про себя и жизнь понял?
– Понял, что козел, что надо было первым стрелять…
– Ну совсем тупой, если только это понял.
– Да ладно, он теперь королем ходит, к Совету Федерации подбирается… Не морщи лоб, все равно не поймешь, кто это.
– Очень надо, – фыркнула она, хотя было жутко интересно.
– Не представляешь, как тяжело лежать и знать, что тебя сделали…
– Как писал Стендаль: «Вот такие минуты унижения и создают Робеспьеров…»
– Каких там Робеспьеров? Жив, и классно. А так представил себе, как по всем каналам рассказывают: «Безвременно ушедший был кристальным журналистом, другом и семьянином…» В моем кабинете портрет во всю стену в траурной рамке. Не долго. До нового хозяина… По всем новостям репортажи: у гроба икающие жены в черных очках и плачущие дети. А потом – дележка имущества, все чувствуют себя наколотыми и не разговаривают друг с другом до конца жизни…
В дверь постучалась Лера.
– Ну чего тебе? – рявкнул Патронов.
– Лекарство, – надменно ответила Лера и подала на подносике две таблетки и фужер с водой; успела отметить порнокадр на компьютере и совершенно безучастную в этом жанре Елену.
– Любопытная как кошка… – отметил Патронов.
– Я могу не давать лекарства… – холодно сообщила Лера и вышла.
– Чего ты ей хамишь? – вступилась Елена.
– Человечинки в ней не хватает. Ходит, как надувная кукла, смотрит, как надувная кукла, трахается, как надувная кукла… Хочется уже воткнуть в нее булавку, чтоб сдулась!
– И с кем останешься?
– Я и так, и так один. А что там у тебя на личном фронте?
– Ничего. Годы проходят в борьбе с жизнью… – отшутилась Елена.
– Чего пришла? – прищурился он, словно все понимая.
– В шахматы поиграть. Обещала же в тот раз. – Он по-прежнему был похож на ее первого мужа, но почему-то теперь это совершенно не волновало, а скорее раздражало.
– Помнишь, в прошлый раз я тебе сказал, что не хочу иметь ничего, что жалко потерять. А потом подумал, понял – вру… Все хочу иметь, но больше не хочу за это платить, как в молодости, болью, унижением. Только деньгами!
– Так за деньги довольно мало, что продается… Что такое деньги? Разрисованные бумажки. Если человек идет к представителю противоположного пола только с ними, значит, у него больше ничего нет.
– Знаю… Но некоторые купленные вещи в переводе сносно выглядят.
– Какие?
– Знаешь, одного нашего министра обороны водили по Лувру, потом спрашивают: «Что вам понравилось больше всего?» Он говорит: «Голые бабы и собаки». Переводчик перевел: «Фламандская живопись». В Москве ему за это премию дали. Так и Лера. Думает про себя: Патронов – хороший вариант. В переводе говорит: до тебя я думала, что не смогу ни к кому привязаться…
– А вдруг правда?
– Нет, я когда ей в глаза смотрю – они стеклянные. Даже когда линзы снимает. Есть вещи, которые даже Сара Бернар не подделает. Короче, липа, монтаж и прочие спецэффекты жизни… Как говорится: можно девушку забрать с панели, но нельзя потом панель забрать из девушки…
Елена постаралась побыстрее уйти от Патронова. Было не понятно, как поднимать тонус тому, с кем ничего, кроме сексуальных отношений, не планировалось, а потом и они стали казаться невозможными.
На прощание сказал:
– С тобой происходит что-то, мешающее удерживать рамки наших отношений…
– Ох, происходит… – тяжело вздохнула она. Патронов тактично промолчал.
– Звоните! – сказала Лера, закрывая за ней дверь; и обе, расставшись, победно улыбнулись.
Карцева назначила встречу во все той же «Ванили». Елена обрадованно плюхнулась на стул напротив нее, отметила новые модные очки психологини, заказала кофе и начала тараторить. Закончила тараторенье словами:
– Это вариант, который мне совсем не подходит, но я внутренне не могу от него отвязаться. Хлестаков, шестерка, неудачник, фанфарон, ничего особенного в постели… Но почему-то каждую секунду важно, что с ним происходит. И все время кажется, что в нем есть что-то отвратительное, но ровно то, чего мне не хватает в себе… Что это? Почему это?
– Ну, если я правильно понимаю ситуацию, то вы влюбились, – улыбнулась Карцева.
– Но почему в человека, в котором меня все раздражает?
– По Юнгу, женская часть личности мужчины и мужская часть личности женщины остаются бессознательными. Человек влюбляется до сумасшествия в проекцию своей собственной неосознанной части личности. Ему кажется, что только с этим партнером, партнершей получится стать самим собой. На какой-то момент это так и есть, потому что в возлюбленном есть то, что человек не реализовал внутри самого себя.
– То есть я хотела бы быть такой же, как он?
– Во многом – да. Но человек развивается, проекция меняется, и партнер не успевает под это подстраиваться… Ведь он чем-то напоминает вам отца?
– Отца? Ни капельки… – замотала головой Елена, потом задумалась. – Разве что ролью, которую я начинаю играть возле него. Точно! Я просто становлюсь возле него копией своей матери возле отца… Какой кошмар!
– Классическая проекция: неудовлетворенные и притягивающие влюбленные. Любовь и ненависть в одном флаконе.
– Но почему?
– Воспитание в стереотипах мужественности приводит к вытеснению женского в мужчине и мужского в женщине. Получается человек, обнаруживающий только половину своей личности, чтобы почувствовать себя целостным, он добирает то, чего не хватает, в партнере. Мужчина с раздутой внешней мужественностью ищет глупенькую сентиментальную жену; вам, трезвой и интеллектуальной, нужен богемный раздолбай… Грубо говоря, человек всегда пытается вступить в брак с собственными вытеснениями… Однако, восстановив вытесненную часть, позволив себе быть тем, что нравится в партнере, он становится здоровым и спокойным.
– Да? – Елена испуганно вспомнила, что после развода с Толиком начала делать гимнастику, которую презирала в браке.
После развода с Филиппом вместо шампанского и «Бейлиса» научилась пить водку и коньяк и отчаянно материться. После развода с Каравановым стала тщательно расставлять флакончики в ванной, подробно расписывать планы на день, как это делал он, и даже похожим на него способом разговаривать по телефону.
– Я, кажется, что-то начинаю понимать… – сказала Елена. – Может быть, это смешно, но меня просто на уши поставило, что он притащил к себе в номер молоденькую дурочку. Отлично понимаю, что он с ней не спал, потому что был пьян до синевы. Но почему меня это так бесит? Зачем он вообще с ней возится, если я вижу, что волную его я?
– Не обращайте внимания, это просто культурный стереотип. Мы с вами тоже таскали бы молоденьких мальчиков с собой, если бы это считалось приличным, – махнула Карцева рукой.
– Но объясните, почему?
– Потому что молоденьким не надо столько секса, сколько зрелым женщинам. Они совершенно ничего
