не понимают в его качестве. А поскольку миром в данный момент управляют мужчины именно этой возрастной группы, именно с этими психологическими проблемами, то они запускают этот стереотип как хороший тон.
– То есть я раздражаюсь культурной норме?
– Конечно. Для женщин всего мира, например, признаками сексуальности являются большой член и маленькая мужская попка. Много вы видели больших членов и маленьких попок в рекламе? Нет! Вы в основном видите женскую грудь и женские ноги. Мужчины среднего возраста из среднего класса со средним интеллектом полагают, что они главные покупатели, поэтому реклама должна обслуживать их… Увидите, что в следующем веке все изменится.
– И реклама будет состоять из больших членов и маленьких мужских попок? – захохотала Елена.
– Именно. Представьте рекламу, какой-нибудь пылесос на фоне обнаженного смуглого торса… – Они захохотали вместе. – Думаю, что, если бы во времена инквизиции кому-то сказали, что девушка в короткой юбке будет рекламировать автомобиль, он бы тоже помер со смеху…
– Да, я понимаю. Мы ведь сегодня, если дали слесарю или солдату, не поведем их в общество показывать… Мы даже подружке не всегда расскажем, засмеют. А почему?
– Потому что мы с ними решаем сексуальные проблемы. А мужики с девочками решают совсем иные. Проблему власти, значимости, внешней видимости состоятельности – я ее купил. Проблему нереализованных родительских чувств. Все, что недодали собственным детям, – тащат сюда. Обратите внимание, чем мужик лучший отец, тем здоровей у него половая жизнь и дольше нет сложностей с потенцией.
– Ой, смешно… – вдруг сообразила Елена. – Я ведь только что от другого мужика приехала, там тоже была молоденькая за вознаграждение, но я этого для себя даже не заметила…
– Значит, он в вас ничего не актуализирует. Но не переживайте, судя по тому, что вы рассказываете о Зябликове, вас не хватит надолго.
– Почему?
– По вашим рассказам, он поверхностный. А ваши мужья, при всех своих проблемах, люди глубокие… Вы его быстро вычерпаете. А что касается молодого тела, то пластическая медицина сегодня достигла уже такого уровня, что пришивается все. Кроме мозгов…
Принесли чай, пили его, обдумывая сказанное. Под финал Елена спросила:
– Я все-таки не понимаю, что у меня происходит с дочкой… Получается, что она больше готова к новым отношениям, чем я. Я бы рада за нее не беспокоиться, а меня трясет!
– Вы отвоевали право принадлежать себе у нее, но не отвоевали его у себя. У других легко отвоевать права, сложнее отвоевать их у себя.
– И что же делать?
– Идти по тропинке и не сворачивать… И все время задавать вопрос: что именно делает вас вами?
– Меня мной? – задумалась Елена. – Собранность, чувство долга, отличная реакция, работоспособность, интуиция, доброта, чувство вины…
– Вот прямо сегодня напишите этот список на листочке, а потом посмотрите на него и попробуйте вычеркнуть из него вредное, дописать полезное и моделировать жизнь по новому списку.
Елена отправилась домой, шла по Гоголевскому, утопая в снегу, думала о списке. Когда-то список был совсем другим, чтобы выжить, пришлось поменять все характеристики. Раньше список состоял из одной характеристики, она называлась «лирическая незащищенность». С ней нельзя было выжить и вырастить ребенка, но именно этой характеристики не хватало теперь Елениным партнерам… Не хватало для чего? Для того, чтобы обращаться с ней так, как она сейчас научилась обращаться с ними.
Зазвонил телефон и голосом Зябликова сказал:
– Здравствуй, моя шоколадная! Это один из пяти аналогичных…
– Ну? – спросила Елена, не останавливаясь, на ходу.
– Скажи, почему мы с тобой ругаемся ненатурально, как артисты ТЮЗа на сцене? Зачем?
– А мы не ругаемся. Просто у меня времени на фигню мало.
– Я скоро уезжаю, – попытался он приподнять градус разговора.
– Я тоже.
– А ты куда?
– В Бишкек.
– Волшебно! Отдыхать?
– Работать.
– И что там, интересно, за работа?
– Так. Женские кружева… Разработка американской военной базы.
– В каком смысле?
– Да не грузи свою хорошенькую головку большой политикой. – Елена привыкла говорить эту фразу, когда мужики начинали пафосно излагать свои геополитические соображения на уровне бабушек, сидящих на лавочках у подъезда.
– Ты когда хамишь, тебе как будто медведь на вкус наступает… – парировал Зябликов.
– Говоря «Медведь», ты имеешь в виду политический блок?
– Лен, ну не хочешь – не надо! Была бы честь предложена.
– За «честь» спасибо…
– Лен, а ты верующий человек?
Она на секунду замерла от неожиданности, но не дала ему перейти Рубикон в душевность и ответила:
– Как говорил классик: какая разница, есть бог или нет, если жить все равно надо так, как будто он есть.
– Ты такая незавершенная… Ладно, завтра позвоню, вдруг будешь вменяема.
– Позвони. Вдруг буду…
Было не поздно, но Лида уже была дома и сладко спала в своей комнате. Елена тихонечко подошла и долго нежно рассматривала своего красивого, любимого, безмятежно сопящего и перманентно воюющего с ней ребенка… Возле постели валялись дурацкие кассеты с развлекательными фильмами про любовь и стрельбу.
…Когда Елена проснулась, Лида мокла в ванне под специальное радио для ванной. Это означало: ни душ принять, ни зубы почистить.
– Как дела? – спросила Елена, постучав через дверь.
– Нормально… – ответила Лида.
– Ты звонила куда-нибудь?
– Куда?
– Я тебе, с твоего согласия, оставила на столе телефоны трех потенциальных мест работы.
– Не звонила. Забыла… Наверное, у меня такое психологическое сопротивление… – Из ванной любимая группа Караванова «Тату» детскими голосами заорала дебильный текст «Простые движенья, простые движенья…».
«Как меня достало, что сопротивление к зарабатыванию денег в этой семье у всех, кроме меня», – подумала Елена, но мирно продолжила:
– У бабушки с дедушкой была? Пирог забрала?
– Ой, нет, извини. Забыла, продолбала…
Елена ушла в кухню, сделала себе кофе. Ей было невероятно тяжело жить в эмоциональной блокаде с дочерью. Хотелось плакать, но мириться не хотелось.
Карцева вчера говорила о том, что вместе с Лидой нужно составить список текущих проблем с иерархизацией их важности! А Елена ответила, что больше не может составлять такие списки с дочерью, потому что в этой теме они как евреи и арабы в секторе Газа…
Конечно, положительный сдвиг был. И в том, что Елена больше не закатывала истерик и отделила свое внутреннее пространство от пространства домашнего быта; а раньше они были словно растворены друг в друге, как у Кати. Сдвиг был и в том, что отчетливо увидела, что сама консервирует Лиду в детском поведении. Словно раньше у нее была пелена на глазах. Поняла, что давно было пора. Ужас в том, что какими концертными средствами, с позорным выламыванием двери… которого никогда себе не простит.
