жизнь пополняла коллекцию. Оставалось только довериться ей.
Елена еще раз послушала Лидин голос на автоответчике, выпила вина и села расшифровывать интервью с металлургическим королем.
Она удивленно отметила, как легко ей стало находиться в квартире одной, делать себе приятное, расставлять вещи и события под себя… Она вела себя так дома впервые в жизни.
…Утром прибежала Лида с цветами. По-детски прилезла к спящей Елене прямо в постель и, потершись физиономией о плечо, спросила:
– Ты теперь меня считаешь сукой?
– Нет, зайка, все правильно, – мужественно поцеловала ее Елена, хотя на душе заскребли кошки. – Ты выросла, чего я долго не давала тебе сделать… и начала делать резкие жесты, которые тебя пугают больше, чем меня.
– Мать, ты меня всю жизнь водила на поводке!
– Наверное… Но я по-другому не умела, ты посмотри на бабушку с дедушкой, я ведь ничего другого не видела. Только сейчас жить начинаю.
– Я тоже, что ли, в сто лет начну? – наморщила хорошенький носик Лида.
– Мне только сорок пять, детка… – захохотала Елена.
– Прости…
– Благодаря моему прорыву начнешь раньше. Уже можешь начинать, – заметила Елена.
– А как?
– Празднично. Делай только то, что нравится.
– Мать, ты впала в детство…
– Просто у нас в последние месяцы жизни с Каравановым оказалось три депрессии на троих. И сейчас мы от них потихоньку избавляемся…
И обеим стало легко и радостно, как в Лидином детстве, когда Елена придумывала ей какой-нибудь сумасшедший подарок. А Лида разворачивала его и бросалась матери на шею.
На работе Елену окликнула Олечка, с историей про то, как ее сосед-студент на битых «Жигулях» окорябал машину нового русского, страшно боялся расправы и сатисфакции, а новый русский с ним задружился и дал денег на ремонт «Жигулей». История была просто рождественской, и это продолжило праздничность дня, начатого объяснением с дочкой.
Сдала интервью с металлургическим королем.
Позвонил главный, попросил зайти.
– Он у вас очень умный получился, – сказал главный о металлургическом короле неодобрительно.
– Что делать? Я – художник-реалист, – отшутилась Елена.
– Выглядит как проплаченный материал, – поморщился главный.
– Я не виновата, что у него в глазах столько мозгов, сколько у некоторых в черепе не умещается.
– Да просто его заказывали… он весь простреленный вдоль и поперек.
– Это обычно не ухудшает работу мозгов.
– Оно, конечно, так, но в нашей газете панегирик ему выглядит странновато…
– Ну, не печатайте… Но сколько можно унижать людей только за то, что они умеют зарабатывать деньги? – Елена знала, что она на особом положении в газете, и главный никогда не пойдет против ее желания.
– Да я согласен… – пожал он плечами. – А как, кстати, ваша личная жизнь? Еще не помирились с мужем?
Елена увидела, что для него это очень важно. Он, видимо, считает разведенную в этом возрасте женщину проигравшей.
– Зачем? Я только пришла на праздник жизни! Добираю все, что не успела! – улыбнулась Елена.
– Смотрите не переборщите, – поморщился он, и Елена поняла, что жена главного отвязалась на всю катушку.
С одной стороны, хотелось его утешить. С другой – было понятно, что жена добирает все, что он эмоционально недодал ей, пытаясь заткнуть рот деньгами.
Вернулась, включила компьютер и обнаружила Никиту.
Никита. Привет!!!
Белокурая. Привет. Как поживаешь?
Никита. Хреново. Горло болит, говорить не могу. Душевное состояние не лучше…
Белокурая. Чем лечишься?
Никита. Полощу шалфеем… А вот нутро нечем полоскать…
Белокурая. Как говорит моя психолог, голос вернется, но проблема, которая его перекрыла, останется.
Никита. Что у тебя?
Белокурая. Дочка сказала все, что обо мне думает. И я ей благодарна за это.
Никита. Хочешь, я с ней поговорю? Скажу, что ты самая лучшая…
Белокурая. Не хочу. Ты сам в это не веришь, значит, и она тебе не поверит…
Никита. Извини, что я в день, когда тебе было тяжело, решал свои проблемы…
Белокурая. Контрольные ситуации запоминаются.
Никита. Мне почему-то очень хочется уехать на какую-нибудь войну… чтобы бежать и стрелять, и ни о чем не думать, ничего не решать… Я принял для себя кое-какие решения…
Белокурая. Не поторопился?
Никита. Боюсь, что сильно запоздал…
Белокурая. И что за решения?
Никита. Потом поговорим… Я ушел… Прости… Пока…
Было понятно, что Никита не только обожает сцены, разрывы и возвращения, но и очень искренне их проживает. Что надо просто потерпеть, пока он остынет к своему решению и соскучится.
Вечером предстояло встретиться с одной великой артисткой прошлого. Артистка немного попрыгала в нынешней политике, ничего в ней не поняла и не получила за это ни орденов, ни предложений сняться в кино. И потому готова была дать обиженное интервью про то, что вручила всю себя абстрактной демократии и конкретному политическому движению, но не словила за это даже дачу в Жуковке, чтобы жить среди людей, укравших из бюджета не меньше миллиона.
Артистка назначила встречу в ресторане Центрального дома литераторов, около которого жила в театральном доме. И долго ругалась, что квартиры в ее доме выкупили «проклятые бандиты», работающие банкирами и директорами компаний. На Еленину попытку объяснить, что бандиты работают бандитами, а не банкирами и директорами компаний, артистка отвечала, что ведь совершенно ясно, что честный человек не может в наше время купить такую квартиру. И поправляла крупные брюлики, появившиеся после сидения в президиуме политического движения.
Елена раздраженно кивала, записывая текст на диктофон, и ела салат, оплаченный редакцией как представительские расходы. Зазвонил мобильный, пришлось извиниться и ответить.
– Это Гера, – сказал хриплый мужской голос. – Я свободен, пьян и могу подъехать. Ты где?
– Насколько пьян? – спросила Елена, чтоб попытаться выстроить дистанцию.
– Пока еще некоторое время вертикализуюсь, – пояснил он, и стало понятно, что никакой дистанции тут не выстроишь, – Так ты где?
– Я в ресторане ЦДЛ. Буду свободна через час.
– Отлично. Я тебя через полчаса заберу.
– У меня встреча. Я освобожусь через час, – металлизируя голос, произнесла Елена.
– Я встретил вас… и все былое… – завопил собеседник в трубку. – Жди.
«Уф, – подумала Елена. – Муркин номер два».
Тихушник, воспаляющийся сам на себя от стакана!
На фоне романтичного Никиты они выглядели как Арлекины возле бедного напудренного Пьеро. Это было забавно. Елена на всякий случай свернула интервью с артисткой наполовину, уже ели мороженое, когда высокий и стройный Гера с мутноватым взором прошествовал через зал и плюхнулся на стул возле них.
