– Нет-нет, – заверила его Фрэнсис. – Со мной все в порядке. Постарайтесь отдохнуть.
Чарльз охотно подчинился ей, готовый лежать так целую вечность, ощущая исходящий от нее покой. Но тут он вдруг сообразил, что их дела, должно быть, очень плохи, если она держит его голову на своих коленях и так нежно гладит его лицо. Ничто иное не могло заставить ее делать это.
– Где мы? – снова спросил он, готовый услышать самое страшное.
Его голова раскалывалась от боли, даже слова выговаривать было нестерпимо больно.
– Мы едем в фургоне, нас сопровождают четверо испанцев, – сказала Фрэнсис извиняющимся тоном. – Мне очень жаль, но мы их пленники.
– Будь они прокляты! – Чарльз резко повернулся и вдруг почувствовал, что ноги не слушаются его. – Дьявол, что такое с моими ногами?
– Ваши ноги скованы, – вздохнув, ответила Фрэнсис. – Я пыталась убедить их, что вы не представляете опасности, но…
– Не представляю опасности?! – выкрикнул он. – Да я убью этих негодяев!
Сжав зубы в попытке преодолеть боль, он попробовал сесть, опираясь на локоть.
Будь оно все проклято! Их вывозят тайком из Парижа, словно какие-то мешки с фасолью!
– Ну, вот что, мадемуазель. Объясните-ка мне, зачем вы понадобились этим испанцам? – требовательно произнес он. – Насколько я знаю, у вас нет больших денег, которые стоили бы таких хлопот.
– Они слишком поторопились убить моего дядю. Он представлял для них ценность, лишь будучи живым. Когда они сообразили это, было поздно. Теперь им нужна я… Так, во всяком случае, я предполагаю.
– Хорошо, я допускаю, что им был нужен ваш дядя. Но при чем же здесь вы?
Чарльз поморщился от боли и осторожно ощупал свою раненую голову. Рука сразу стала влажной. Он посмотрел на свои пальцы и убедился, что это кровь.
– Я… я думаю, они полагают, будто я знаю все то, что знал мой дядя.
Ее легкое замешательство усилило его подозрительность.
– Неужели они так наивны? Или вы и в самом деле что-то знаете?
Он не мог себе представить, чтобы она могла знать что-то важное. Молодых девушек обычно не посвящают в государственные дела.
– Я знаю все, что знал мой дядя, – просто ответила Фрэнсис.
Чарльз почему-то сразу поверил ей и застонал от досады. Видит бог, он сопротивлялся тому, чтобы его втягивали в эти дела! Он хотел одного – чтобы его оставили в покое…
– Ваша рана опять кровоточит. Вы должны лежать спокойно, – сказала она, нахмурившись, и начала протирать его рану чем-то мягким – очевидно, носовым платком, смоченным в холодной воде.
Чарльз закрыл глаза и отдался ее прикосновениям: все равно пока он больше ничего не мог поделать. Было приятно ощущать ее руки на своей голове, хотя, когда она промывала рану, боль усиливалась.
В углу фургона зашуршали крылья, звякнули колокольчики, и тут он сообразил, что Ориану тоже не оставили в Париже. Чарльз чуть было не расхохотался от абсурдности ситуации: так, значит, не только он и Фрэнсис оказались пленниками испанцев!
– Очень болит голова? – спросила Фрэнсис, склоняясь над ним.
– Она, вероятно, заболит еще сильнее после того, как вы ответите на мой следующий вопрос. Не желая выглядеть черствым, все-таки хочу понять, почему они захватили и меня, если им нужны были вы?
– Видите ли, когда я сказала хозяину постоялого двора, что меня будет искать мужчина, он посмотрел на меня так странно… В общем, я побоялась, что он примет меня за шлюху, и сказала, что ожидаю своего мужа.
– Вашего мужа?!
Она приложила палец к губам, призывая его говорить потише.
– Не надо, чтобы они вас слышали. Я думаю…
Внезапно за стенкой фургона раздался еле слышный голос.
– Фрэнк, ты здесь? – тихо спросили по-французски.
– Кто такой Фрэнк? – Чарльз в недоумении уставился на Фрэнсис.
– Это я. – Она наклонилась и постучала по стенке фургона… – Слава небесам, они знают, где мы!
– Кто это – они?
– Пьер и Луи.
– Французы? Надеюсь, они достаточно крепкие парни и хорошо вооружены?
Фрэнсис улыбнулась.
– О, да, они крепкие ребята, хотя и не мужчины. А оружие им не нужно. Они и так помогут нам бежать.
Предчувствуя недоброе, Чарльз спросил:
– То есть как – не мужчины? Сколько же лет этим двоим?
