беседы. Она, как и сам он, размышляла о ближайшем будущем, сожалея при этом, что расшевелила своего нового приятеля. Как часто в этом мире, думала она, наши действия, словно бумеранг, возвращаются, чтобы нас же ударить!
Украдкой взглянув поверх журнала, она увидела, что Эш смотрит на нее. Глаза их встретились, и, упрятав досаду в дальний уголок души, Джоан постаралась заговорить как можно приветливей. В конце концов, человек он милый, занятный, хотя они и соперники. До этой дурацкой истории он ей очень нравился. Да-да, что-то в нем такое есть, так и хочется поправить ему галстук, вызвать на откровенность, как следует подбодрить. Наверное, дело в том, что она, по своей доброте, готова помочь даже совершенно чужому человеку.
— Ну, вот, — сказала она. — Едем.
— Именно, именно, — отвечал Эш, радуясь, что она вернулась к прежней манере.
Поезд выстукивал уже не марш, а рэг-тайм. Интересно, подумал Эш, почему я так обрадовался? Мы — просто друзья, видимся в третий раз. Для дружбы этого хватит, но не для влюбленности!
Немного подумав, он все понял. Странное желание перелететь купе и поцеловать Джоан вполне естественно. По своей доброте он стремится быть как можно приветливей.
— Жалеете вы, — спросила Джоан, — что я подбила вас на такое безумное дело? Сидели бы на Арундел-стрит, писали бы свою «Палочку»…
— Нет, не жалею, — признался Эш.
— И не каетесь?
— Нет.
Джоан улыбнулась. Такой дух ей нравился. Хотя, конечно, для нее это не совсем удобно…
— Долго ли продержится ваша храбрость? — заметила она.
— Что вы имеете в виду?
Джоан заметила, что зашла слишком далеко.
— То, — быстро отвечала она, — что мистер Питерc — человек тяжелый.
Эш успокоился; он подумал было, что она разгадала его тайну.
— Да, наверное, — согласился он. — Такой… ну, вспыльчивый. У него плохой желудок.
— Я знаю.
— Ему нужен воздух. И эти упражнения не помешали бы. Джоан засмеялась:
— Вы надеетесь его убедить, чтобы он сворачивался в узел?
— Хотел бы.
— Что ж, попытайтесь.
— Вы думаете, он не послушается лакея?
— Я все забываю, что вы лакей. Вы так на них непохожи!
— Старый Питерc думает иначе. Он сказал, что у меня заурядная внешность.
Говоря это, Эш думал о том, что в жизни не видел такой прелестной девушки.
— А вот вы, — заметил он, — совсем не похожи на горничную.
— На кого же я похожа?
— На переодетую принцессу. Джоан засмеялась.
— Спасибо, мистер Марсон, но вы заблуждаетесь. Всякий узнает во мне именно горничную.
— Да? Вы такая… смелая. Никакой покорности…
— В горничных ее нет. С чего бы? Ведь они идут сразу за лакеями.
— Идут? Куда?
— К столу.
Джоан улыбнулась, увидев, как он растерян.
— Боюсь, — сказала он, — вы плохо разбираетесь в этикете своего нового мира. Вы не знали, что правила там строже, чем при дворе?
— Вы шутите?
— Нет, не шучу. Попробуйте пойти к столу не так, как положено, и посмотрите, что будет. В самом лучшем случае вас поставит на место дворецкий.
— Господи! — выговорил Эш. — Если он поставит меня на место, я покончу с собой. Объясните мне все, пожалуйста.
— Что ж, как лакей мистера Питерса вы — важная персона. Сколько бы ни было гостей, ваш хозяин — самый почетный. Значит, вы идете после дворецкого, экономки, лакея лорда Эмсворта, горничной леди Энн…
— А кто это?
— Леди Энн? Сестра лорда. Она живет там с тех пор, как умерла его жена. Да, значит, дальше — лакей Фредерика Трипвуда, потом — я, потом — вы.
— Что-то не очень важная роль!
— Важная, важная. За вами — Бог знает сколько народу.
— Всякие уборщицы и судомойки?
— Ну, что вы! Если судомойка сунется в нашу столовую, ее…
— Поставит на место дворецкий?
— Нет. Ее линчуют. Они едят на кухне. Шоферы и всякая мелочь мужского пола ест в своей столовой, обслуживает их особый мальчик. Уборщицы обедают и ужинают там же, а завтракают на кухне. У прачек — особая комната, рядом с прачечной, но главная прачка стоит выше главной уборщицы. Шеф-повар ест в своем закутке, у кухни. Кажется, я все сказала.
Эш тупо глядел на нее. Она покачала головой.
— Не хотите вернуться в Лондон?
— Это кошмар какой-то!
— Ну и не езжайте. Сейчас — остановка. Выходите и садитесь на лондонский поезд.
Теперь головой покачал Эш.
— Нельзя. Есть… есть причины.
Джоан снова взяла журнал, и в купе второго класса воцарилось молчание. Поезд постукивал, Джоан читала, сумерки сгущались. Путешествие стало казаться Эшу бесконечным.
Через долгое время поезд остановился и голос на платформе возвестил:
— Станция Маркет Бландинг!
Маркет Бландинг — одно из тех сонных поселений, которых не коснулся прогресс, если не считать самой станции и комнаты над бакалейной лавкой, где по вторникам и пятницам показывают кинофильмы. Церковь здесь норманнская, жители в своем большинстве относятся к палеозойской эре. Оказавшись тут в промозглый весенний день, когда юго-западный ветер послушно сменился восточным, а прижимистые обитатели еще не зажгли света, человек ощущает, что он неведомо где, беспомощный и одинокий.
Охраняя хозяйский багаж и угрюмо глядя в сумерки, Эш совсем затосковал. Из масляного фонаря сочился мутный свет. Небольшой, крепкий носильщик жонглировал большим бидоном. Восточный ветер трепал нервы холодными, мокрыми пальцами.
Где-то в темноте, в которой скрылись на машине мистер Питерc и его дочка, притаился замок со всем его этикетом. Скоро туда попадет и он. Эш задрожал.
Из полумрака, в слабых лучах, появилась Джоан, усадившая хозяйку в машину. Она приветливо улыбалась, как в былые дни.
Если бы девушки знали, что такое ответственность, они бы последили за своими улыбками. Бывают минуты в нашей, мужской жизни, когда улыбка производит разрушительное действие. Джоан и раньше улыбалась Эшу, но минута не пришла. Он одобрял ее улыбку в отвлеченном, критическом плане; одобрял — но не восторгался. Теперь, протомившись пять минут на неприютной платформе Маркет Бландинга, он обрел, как сказали бы спириты, повышенную чувствительность. Улыбка подействовала на него, как крепкий напиток и добрая весть, вместе взятые. Безотрадная пустыня превратилась в страну, текущую молоком и медом. Мы не преувеличим, если скажем, что он пошатнулся и вцепился в хозяйский чемодан.
Улыбки, оказывающие такое действие, заслуживают исследования, и в данном случае — его оправдывают. Многое лежало за улыбкой, которой Джоан озарила сумрачную станцию.
