— А чего вы хотите? — сурово спросил он. — Курите целый день, сидите сиднем…
Мистер Питерc дернулся, но выговорить ничего не мог.
— Меня, — продолжал Эш, — от таких людей воротит. Не двигаются, орут, курят на пустой желудок, а потом ноют. Ах, какие мученики! Да поработай я над вами месяц, вы бы кирпичи жевали. Подъем, гимнастика, холодная ванна, быстрая ходьба…
— Нахал! — взорвался мистер Питерc. — Кто — вас — спрашивал?!
— Не мешайте! — твердо ответил Эш. — Я сбился…
— Что за тон?
Эш шагнул к дверям.
— Хорошо, — сказал он. — Ухожу. Ищите кого-нибудь другого. Челюсть у мистера Питерса отвисла, глаза вылезли из орбит.
— Если бы я знал на что иду, — продолжал Эш, — я бы не согласился и за сто тысяч. Могли бы взять меня секретарем! Дворецкий что-то подозревает, старшая горничная смотрит так, словно я — дохлая мышь, — голос его задрожал от жалости. — Вы понимаете, на что вы меня обрекли? Спокойной минуты нет в этом замке! Один этикет чего стоит! А тут вы еще орете, срываете на мне злость! Нет, какая наглость! Сам себя убивает, а отыгрывается на мне! А я терпи, да? Так по-вашему? Не-ет. Хватит. Нужен вам этот скарабей, ищите кого-нибудь другого. Я ухожу.
Когда он сделал еще один шаг к двери, дрожащие пальцы вцепились в его рукав.
— Мой дорогой! — выговорил хозяин. — Мой дорогой, одумайтесь!
Опьяненный своим красноречием Эш выпятил грудь и расставил ноги, словно колосс Родосский.
— Вот как? — холодно сказал он, высвободив локоть. — Что ж, выясним отношения. Если каждый раз, когда вам худо, вы будете орать, я не останусь ни за какие деньги.
— Мой дорогой, я погорячился!
— Да? Бросьте сигару.
— Мой дорогой!
— Бросьте. Конечно, вы погорячились! У вас нервы — ни к собакам. Извинениями вы не отделаетесь. При таком режиме вы спокойнее не станете. Вы должны слушаться меня, как врача. Курить бросаем. По утрам — гимнастика.
— Да, да.
— Прекрасно.
— Минутку! А какая гимнастика?
— Завтра увидите. Быстрая ходьба.
— Я не люблю ходить пешком!
— Перебьетесь. Холодные ванны.
— Да, да.
— Прекрасно.
— Минутку! Холодные, в моем возрасте…
— Сразу помолодеете. Значит, ванны.
— Да, да, да.
— Договорились?
— Да!
— Прекрасно.
Именно на этом месте беседы раздался звон гонга.
— Что ж, мы успели, — заметил Эш.
— Молодой человек, — выговорил Питерc, — если при всех этих муках вы не украдете Хеопса, я с вас шкуру сдеру.
— Так не пойдет, — сказал Эш, — думайте только о прекрасном.
— Содрать с вас шкуру, — сказал хозяин, — поистине прекрасная мысль.
Чтобы хлеб не обратился в пепел без мистера Биджа, старшие слуги поздно начинали обед. Дворецкий сидел во главе стола, пока у хозяев не доходило до кофе, да и то отлучался всего на несколько минут.
Когда Эш шел в столовую, его перехватил почтительный мальчик и повел к домоправительнице. Там было много народу, все живо беседовали, и Эш ощутил примерно то, что ощущал в свой первый школьный день. Все гости, кроме Питерса с дочерью, уже бывали здесь, и слуги их хорошо знали друг друга.
При появлении новичка они глухо зарокотали и, к его немалому ужасу, уставились на него. Однако на выручку пришла домоправительница, миссис Твемлоу, похожая на Биджа, как парная ваза или другой фазан в связке. Глядя на нее, каждый тоже думал про апоплексические удары и мог причислить ее к растительному царству.
— Добро пожаловать в Бландингский замок, — сказала она. Эш удивился и тому, что это сказал не Бидж, и тому, что Джоан выглядела тут совершенно естественно.
Миссис Твемлоу стала знакомить его с остальными, обстоятельно и без спешки. Каждому из знатных слуг он пожимал руку, каждому улыбался, пока лицевые мышцы не свела гримаса. Теперь он удивлялся тому, что столько народу уместилось в сравнительно небольшой комнате.
— С мисс Симеон вы знакомы, — сказала миссис Твемлоу, и он чуть не ответил «Нет», но понял, что это Джоан. — Мистер Джадсон — мистер Марсон. Мистер Джадсон — лакей мистера Фредерика.
— Вы еще не видели нашего Фредди? — спросил солидный и плешивый Джадсон. — На него стоит посмотреть.
— Мистер Марсон, — сказала миссис Твемлоу, — мистер Феррис, лакей лорда Стокхеда.
— Очень приятно, — сказал Феррис, брюнет с высоким лбом и циничным взглядом.
— Мисс Уиллоуби, это мистер Марсон, который поведет вас к столу. Мисс Уиллоуби — горничная леди Милдред, нашей старшей дочери.[12]
Эш удивился, что дочь миссис Твемлоу — леди, но разум подсказал ему, что подразумеваются лорд Эмсворт и его покойная супруга. Представили его и величавой мисс Честер, горничной леди Энн, и он обрадовался, что она идет к столу перед ним. Когда его познакомили со всеми, беседа возобновилась. Говорили только о хозяевах. Вероятно, слуги пониже говорили о старших слугах, и так далее. Где же самый низ? По-видимому, он состоял из почтительного мальчика, которому беседовать не с кем, и он рассуждает в одиночестве.
Эш чуть не поделился этой гипотезой с мисс Уиллоуби, но решил, что та его не поймет, и заговорил о новых спектаклях. Она обожала театр, а ее хозяин — клубы, так что они с хозяйкой большей частью жили в городе. Деревню мисс Уиллоуби не любила, поскольку там скучно.
— Вам не скучно в деревне, мистер Марсон? — осведомилась она.
— О, нет! — ответил Эш и по довольному хихиканью с удивлением понял, что слова его сошли за комплимент.
Появился мистер Бидж, немного отрешенный, как всякий, на кого возложено бремя великой ответственности.
— Альфред пролил белое вино, — глухо и горестно сообщил он миссис Твемлоу. — Чуть не попало на руку его милости!
Миссис Твемлоу сочувственно заохала. Мистер Бидж явственно устал от бремени бытия; но услышав «Кушать подано», предложил ей руку.
Эш чуть не нарушил порядок, но мисс Уиллоуби его удержала, пропустив вперед мисс Честер с неопознанным человечком.
— Какой вы рассеянный! — сказала она. — Прямо как его милость.
— Лорд Эмсворт рассеян? Мисс Уиллоуби рассмеялась.
— Да он свое имя скоро забудет! Если бы не мистер Бакстер, он бы совсем пропал.
— Мистера Бакстера я, кажется, видел.
— Поживете здесь, много раз увидите. Он всем заправляет, между нами говоря. Всюду лезет, буквально всюду лезет! Никуда от него не скроешься.
Шествие вошло тем временем в столовую. Мистер Бидж снисходительно прочитал молитву. Обед
