— Садовники гонялись за Ви.
Фредди удивился, мало того — он был шокирован. Конечно, его кузина очень привлекательна, но он надеялся, что британский садовник лучше владеет собой.
— Гонялись? Садовники? Что, шайка?
— Нет, не все, какой-то один. Я не понял, но он — не садовник, а влюблен в твою кузину Пруденс.
— Что?!
Фредди схватился за перильца свинарника; монокль куда-то улетел.
— Так Эгберт сказал. Странно… Гонялся бы тогда за ней. Вероника побежала к Гермионе, та вышла к нему, а он ей дал записку и полкроны. Это я тоже не понимаю, — признался лорд Эмсворт. — У Гермионы куча денег,
— Прости, отец, — выговорил Фредди, — мне надо подумать. Он медленно пошел по дорожке и довольно скоро увидел одну из тех скамеек, которые стоят то там, то сям в сельских усадьбах. Для человека с таким бременем скамейка — ничто, и он бы прошел мимо, если бы на ней не сидела Вероника. Когда он к ней приближался, надрывный всхлип рассек воздух, и он увидел, что кузина рыдает. Только это одно и могло увести его мысли от Листера. Он был не из тех, кто оставит деву в беде.[137]
— Эй, Ви! — сказал он, кинувшись к ней. — Что с тобой?
Веронике Уэдж было нужно именно это. Она стала рассказывать, и вскоре добрый Фредди уже обнимал ее, а там — и нежно, по-братски целовал, вздыхая и приговаривая: «Нет, это подумать!», «Ну, знаешь!», «Ужас какой» и т. п.
Неподалеку, за деревом, Типтон Плимсол чувствовал себя так, словно его метко ударили за ухом шкуркой от угря, набитой камешками.
Лорд Эмсворт прибыл в Лондон часов в пять и взял такси, чтобы ехать в клуб Старых Консерваторов, где и думал остановиться. Генри Листер прибыл в то же время, тем же поездом, и направился прямо к Галли Трипвуду. С той минуты, когда леди Гермиона взорвалась, как бумажный пакет, он мечтал посоветоваться с умным, бывалым человеком. Да, тут уже никто не поможет — а все-таки человек, женивший Ронни на хористке при всех этих тетках, способен на чудо.
Достопочтенный Галахад стоял у входа, рядом с машиной, и болтал с шофером. Родственные обязательства были для него святыней. Он ехал в Бландинг, к Веронике.
Увидев Генри, он недоуменно поморгал, но тут же понял, что стряслась беда. Такой разум не обманешь.
— Господи, это Генри! — воскликнул он. — Что ты тут делаешь?
— Можно с вами поговорить? — спросил Листер, угрюмо косясь на шофера, чьи большие розовые уши встали, как у жирафы.
— Отойдем немного, — предложил Галахад. — Ну, в чем дело? Почему ты не в замке? Неужели выгнали?
— Вообще-то, да. Но я не виноват. Откуда мне знать, что она не кухарка? Каждый бы ошибся.
— Ты говоришь о моей сестре Гермионе?
— Да.
— Принял ее за кухарку?
— Да.
— И?
— Дал ей полкроны и записку для Пруденс.
— Теперь понятие. А она схватила пламенный меч и выгнала тебя из сада?
— Именно.
— Как же ты на нее напоролся?
— Она вышла сказать, чтобы я не гонялся за ее дочерью.
— Племянницей.
— Нет, дочерью. Такая лупоглазая, слабоумная девица.
— Вот как? Это необычно, чаще ее называют богиней. А вообще, так лучше. Не хватало тебе перекинуться на нее. Хорошо, если она тебе не нравится, почему ты за ней погнался?
— Чтобы передать записку Пруденс.
— А, ясно. Что же ты написал?
— Что я готов на все — бросить живопись, осесть в этом кабачке. Фредди вам говорил?
— Да, в общих чертах. Ну, можешь успокоиться. Я еду в Бландинг. Передам.
— Спасибо вам большое.
— Не за что. Значит, решился взять «Шелковицу»? Это умно. Очень верное дело. Приведешь все в порядок, усовершенствуешь…
— Вот и Пру говорит. Бассейны, корты всякие.
— Конечно, тут нужны деньги. С удовольствием бы дал, но я — младший сын. Есть у тебя кто-нибудь на примете?
— Пру думала, лорд Эмсворт даст. Когда мы поженимся. Но я послал его к черту.
— Ну и что?
— Он обиделся.
— Все равно не понимаю.
— Вы не считаете, что мои шансы снизились?
— Конечно, нет. Кларенс ничего не помнит.
— Он меня узнает.
— Вспомнит, что где-то видел, не больше.
— Вы так думаете?
— Да.
— Зачем же вы заставили меня носить эту бороду?
— Из педагогических соображений. Каждый человек рано или поздно должен ее носить. Укрепляет дух. И потом, скажи спасибо, что Гермиона видела тебя с бородой. Теперь не узнает.
— Когда?
— Завтра.
— Почему?
— Ах, я не сказал? — спохватился Галли. — Все очень просто. Кларенс приедет ко мне насчет художника. Я представлю тебя. Понятно?
Генри хватал ртом воздух. Великую мудрость уважаешь, но с ней нелегко.
— Ничего не выйдет.
— Еще как выйдет! Дорогой мой, я близко общаюсь с Кларенсом больше половины века. Сомневаюсь я только в другом — сможешь ли ты выдержать то небольшое время, которое пройдет, прежде чем вы с Пруденс сбежите и поженитесь. До сих пор — не выдерживал.
Генри заверил его, что сможет, Галли понадеялся, что это так, и в эту же минуту из-за угла появился лорд Эмсворт.
— А, вот и он! — сказал его брат. — Слушай внимательно. Подожди немного, скажи, что тебе пора, и медленно иди до Сент-Джеймского дворца, а потом — обратно. Остальное предоставь мне. Привет, Кларенс!
— А, Галахад! — сказал лорд Эмсворт.
— Ну, мне пора, — сказал Генри, все-таки немного смущаясь. Смущался он и тогда, когда пришел обратно. Галли беспечно его приветствовал.
— Вернулись? — сказал он. — Прекрасно. А то я хотел вам звонить из замка.
— Я вас где-то видел, — сказал девятый граф.
— Да? — сказал Генри.
— Еще бы, — сказал Галли. — Кто ж его не видел! Это — Лендсир. [138] Фотографии во всех газетах. А вот скажите мне, дорогой, вы не слишком заняты?
