— Нет, нет! — сказал Генри.
— Могли бы кое-что написать?
— Да, да!
— Прекрасно. Понимаете, мой брат очень хотел бы пригласить вас в свой замок. Вы слышали об Императрице?
— Да, да!
— Слышали? — обрадовался лорд Эмсворт.
— Мой дорогой, — тонко улыбнулся Галли, — как же ему не слышать? Наш лучший анималист следит за прославленными свиньями. Он давно изучает ее фотографии.
— Много лет, — прибавил Генри.
— Вы видели таких свиней? — спросил граф.
— Никогда!
— Она жирнее всех, — сказал Галли, — кроме Лорда Берслена из Бриднорта, но тот уже стар. Вы получите огромное наслаждение. Когда ты едешь в замок, Кларенс?
— Завтра, в двенадцать сорок две. Может быть, мистер Лендсир, мы встретимся на вокзале? Мне пора. Надо зайти к ювелиру.
Когда он ушел, Галли повернулся к Генри. Он был доволен.
— Ну вот, что я вам говорил?
Генри часто дышал, как дышит человек после тяжелого испытания.
— Почему Лендсир? — спросил он погодя.
— Кларенс очень любит «Загнанного оленя», — отвечал Галли.
Глава 7
Следующее утро застало Бландингский замок в полном блеске. Солнце поднялось с петухами и, набирая силу, сверкало в сапфировом небе, позлащая угодья, обращая воды в серебряный огонь. Пчелы жужжали в цветах, насекомые свиристели, птицы осушали горячий лоб прохладной листвой, сады дышали каждой порой.
Золотые лучи не проникали лишь в одно место — в маленькую комнатку за холлом. Они доходили до нее только под вечер, а потому Типтон Плимсол, выпив чашку кофе, закусив мыслями, пошел туда подумать о своей беде. Он не вынес бы сияния. Собственно говоря, ему подошла бы погода, описанная в «Короле Лире», акт III.
Нетрудно ввергнуть в тоску влюбленного человека, а вчерашнее зрелище, Фредди с Вероникой на скамейке, ввергло бы всякого. Типтон безучастно листал еженедельник, испытывая все горести похмелья без труда и затрат. Э. Джимсон Мергатройд был бы оскорблен и разочарован, заподозрив самое худшее.
Еженедельник бодрости не прибавлял. Он просто кишел изображениями немолодых аристократок, и Типтон удивлялся, что люди тратят деньги на созерцание таких морд. Сейчас он смотрел на фотографии трех лахудр в бальных платьях (справа налево — Куку Бэнкс, Лулу Бессемер и леди Тутти Фосдайк), размышляя о том, что в жизни своей не видал ничего подобного. Поспешно перевернув страницу, он обнаружил актрису с большой розой в зубах.
Собираясь перелистнуть и ее, он вздрогнул, присмотрелся и понял, что это никакая не актриса, а Вероника Уэдж. В заблуждение его ввела роза; он не думал, что она их ест, словно какой-нибудь Навуходоносор.[139]
Непролитые слезы сверкали в его глазах, когда он разглядывал иллюстрацию. Какое лицо! Какое нежное, прелестное, чарующее лицо! А если ты годами видишь его по ту сторону стола? Все это так, но ведь и коварство какое! Простодушный поклонник обманется чистым взором, а тут и змии на скамейках. Мысли несчастного Типтона так смешались, что, уставясь на Веронику горящими очками, он не знал, поцеловать ее хочет или ткнуть в глаз.
К счастью, он этого не решил. Веселый голос сказал: «Привет! Доброе утро, доброе утро», и он увидел в окне голову и плечи изящного человека в сером костюме.
— Да, прекрасное утро, — заключил незнакомец, приветливо глядя сквозь монокль в черной оправе.
— Гыррр, — отвечал Типтон с той же сдержанностью, с какой недавно ответил «Гык» Фредди Трипвуду.
Он понял, что незнакомец — Вероникин дядя Галахад; и не ошибся. Тот обходил владения, словно добрый король, вернувшийся из Крестового похода.
— Но жаркое, — сказал он.
— Что? — сказал Типтон.
— Жарко.
— Где?
— Здесь.
— А!.. — сказал Типтон, глядя в журнал.
— Что ж, — сказал Галли, — я пойду. Увидимся в столовой.
— Где?
— В столовой.
— Что там?
— Мы увидимся.
— Гырр, — сказал Типтон и вернулся к журналу.
Когда Галахад Трипвуд посещал замок, он чувствовал то, что чувствует добрый король, много лет сражавшийся с неверными там, за морем; и, как все тот же король, хотел видеть веселые лица.
Угрюмость молодого гостя его озаботила. О ней он и думал, когда встретил полковника, который грелся на солнышке в розовом саду.
— Эгберт, — сказал Галли, — кто этот тощий, длинный тип? Американец. В роговых очках. Похож на одного моего знакомого.
— Это Типтон Плимсол, — отвечал полковник. — Фредди привез. Вообще-то ему место не здесь, а в сумасшедшем доме. Хотя, — прибавил он, — я особой разницы не вижу.
Имя это явственно взволновало Галахада.
— Типтон Плимсол? А он не связан с магазинами Типтона?
— Связан? — Полковник был сильной личностью, а то бы он застонал. — Фредди говорит, он ими практически владеет.
— То-то он показался мне знакомым! — обрадовался Галли. — Видимо, он — племянник Чета Типтона. Большой мой друг. Умер, бедняга, а так — прекрасный человек. С одной особенностью: денег — уйма, но пил только даром. Разработал целую систему. Болтая с барменом, он невзначай замечал, что подцепил где-то оспу. Тот кидался на улицу, посетители — за ним, а Чет оставался среди бутылок. Великий ум. Ради него я готов любить молодого Плимсола, как сына. Почему он такой мрачный?
Полковник горестно махнул рукой.
— Кто его знает!..
— А почему ему место в сумасшедшем доме? Полковник хмыкнул с такой силой, что пчела, опустившаяся на лавандовый куст, упала, отряхнулась и улетела подальше.
— Потому что он псих. Так себя вести…
— Что он делает? Кусается?
Счастливый тем, что нашел слушателя, полковник выразительно рассказал о беде, постигшей его с женой и дочерью. Когда он дошел до рододендронов, Галли охал и качал головой.
— Не нравится мне это, — сказал он. — Если бы старый Чет услышал, что в рододендронах есть
